Черные и белые(Повесть)

В нашем дворе собрались женщины. Услышав об аресте Цериньшей, отца и сына, пришла мать Бруниса. Забыв о своем несчастье, она успокаивала жену Цериньша, которая, после ухода полицейских, сидела на скамейке под ивой. Она не плакала, она сидела молча, плотно сжав губы. Двое сыновей уже погибли, а теперь взяли последнего — Валдиса! Что он сделал? За что его взяли?

— Не волнуйся, мать! Вернутся, обязательно вернутся, — печально улыбалась жена Дзениса, успокаивая подругу.

Другие женщины рассказывали об аресте Дзениса, о пулях, которые предназначались для него.

— Меня это не удивляет, — тихо сказала жена Дзениса, — Арвида еще в Риге три раза арестовывали. Но всегда вынуждены были освобождать. Только для Бруниса, бедного мальчика, это первое испытание. Ворвались ночью… Били… Негодяи, бесчинствуют перед своей гибелью. Но напрасно, их дни уже сочтены! — И в тихом ее голосе зазвучала гордость. — Слышали, как рижские рабочие встретили Красную Армию? Скоро кончатся наши мучения!

Когда разговоры утихли и жены железнодорожников разошлись, мы вытащили из щели в фундаменте сарая четырехугольный сверток, который отец Бруниса вручил Валдису, попросив спрятать от полиции. Забравшись на сеновал, где мы обычно ночевали, развязали сверток и от удивления застыли с широко раскрытыми глазами: в наших руках были сотни небольших листочков, напоминающих страницы непереплетенной книги. Опешившие, ничего не понимающие, мы удивленно смотрели друг на друга.

— «Про-кла-ма-ция…» — прочитал Назитис.

— Да ну? — недоверчиво переспросил я.

— Ясно как день! — заявил Пипин и, показывая на левый угол листовки, пояснил: — Видите, здесь же написано: «Прочитай и передай другим!»

Мы прочли первые четыре слова: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

— Пролетарии — это рабочие, — лекторским тоном пояснил наш адъютант.

А Харий-Актер взял листовку и стал читать дальше:

Это есть наш последний
И решительный бой…

Кое-что понимая, кое-что нет, мы прочли весь текст, вновь посмотрели друг на друга и пожали плечами: что же делать с этими листовками? Наконец Назитис глубокомысленно протянул:

— Там написано, что надо прочесть и передать другим…

— Н-да… А как это сделать? — проговорил я.

— Подождите! — воскликнул Пипин. — Я сейчас подумаю!

И он начал напряженно думать, а потом, вскочив на ноги, закричал:

— Придумал! Придумал!

— Что? Как? — спросили мы его, но адъютант, оставив нас в неведении, выбежал из сарая и помчался домой.

Через несколько минут он вернулся и с видом заговорщика вытащил из растопыренных карманов картошку в мундире, которую мать сварила для поросенка.

— На кой черт ты картошку притащил? — удивился Актер.

— Конечно, не для твоего желудка! — отрезал Пипин, а потом спокойно добавил: — Будем делать клей.

И нам все сразу стало ясно: ведь любому известно, что из вареной картошки получается отличный клей — ножом не отдерешь!

Ребятам уже грезились расклеенные по всему городу листовки. Поэтому, положив картофелины на доску, мы принялись отбивать их камнями или деревяшками, пока у нас не взмокли спины. В целях проверки нашей продукции прилепили к стене сарая целую газету. Через полчаса ее нельзя было и топором вырубить. Своей продукцией мы заполнили пустые консервные банки и стали терпеливо дожидаться вечера.

Когда стемнело, разбились по парам: Пипин и Актер, Назитис и я и все остальные ребята и девчонки. Адъютант, как заместитель нашего командира, послал каждую пару в определенный район города. Храброму разведчику и мне было поручено действовать на самом опасном участке — в центре города. Но это нас не испугало, наоборот, мы даже были рады, потому что есть где развернуться и показать свои способности.

— Ребята!.. То есть солдаты!.. — торжественно обратился к нам Пипин, явно подражая Генералу. — Главное — будьте внимательны! — А затем деловито добавил: — Если не хватит клея, листовки можете бросать в почтовые ящики.

Мы тихо покинули сарай и разошлись по городу. А вскоре на заборах и стенах домов появились белые пятна, которые издалека виднелись в темноте. Мы с Назитисом сначала «обработали» базарную площадь. Я мазал на доски клей, а разведчик сразу прижимал к ним листовку, тщательно разглаживая ее кулаком. Забор вокруг базарной площади постепенно стал напоминать узкое, очень длинное, разукрашенное множеством наклеек лицо. Такая же судьба постигла и «Черную бомбу», почту, аптеку и даже дом начальника полиции. Для магазина Буллитиса мы не пожалели пяти прокламаций. Не скупились и на клей. Завтра Буллитис и Репсис, если не помрут от злости, будут сдирать листовки до седьмого пота.