— Мы думали, что можем поставить эти условия без всяких опасений. Тридцать шагов большое расстояние, да и пистолеты плохие. И потом оба они были застегнуты до подбородка на все пуговицы, на одном был черный костюм, на другом серый военный плащ. Оба были плохой мишенью, мы даже воротнички от рубашек им подвернули, чтобы не было никаких ярких мест для прицела. Но сбитый пулей кивер очень обострил борьбу. Выяснилось, что Беренд превосходный стрелок. И это задело солдатское тщеславие Салисты. Вторым выстрелом они должны были обменяться у барьеров. Теперь Салиста сбросил серый плащ, расстегнул гусарский доломан, откинув его полы, чтобы ярче выделялись красная жилетка и белая манишка. Вместо того чтобы, как полагается на дуэли, стать к противнику боком, открыв ему лишь половину цели, он повернулся к нему лицом. Белое и красное — лучшие цвета для стрельбы в цель. Больше того, пока мы заряжали пистолеты, он вынул портсигар и лихо закурил сигару. По условиям он снова должен был стрелять первым. На этот раз он целился в противника тщательнее, но слишком долго, и я вынужден был поторопить его с выстрелом. Он снова не попал. Листья с веток, которые качались над головой Ивана, посыпались ему на шляпу. По ним скользнула пуля. Ангела вздрогнула.
— Тогда Иван сказал своему противнику: «Сударь, все же вы напрасно курите сигару в такой момент». Салиста ничего не ответил, выпятил грудь, отвернул лицо и продолжал дымить еще сильнее. Иван, пристально глядя на него, целился целую секунду. Прозвучал выстрел — сигара, рассыпая искры, вылетела изо рта Салисты.
По лицу графини Ангелы промелькнула невольная улыбка, такая мимолетная, что заметить ее мог бы только внимательный наблюдатель; в следующую минуту лицо ее снова было неподвижным и застывшим, как у статуи.
Граф Эдэн продолжал рассказ:
— Салиста в гневе швырнул пистолет на землю. «Черт меня побери, — заорал он, — если я еще буду стреляться с этим человеком! Это сам Вельзевул! Он сбил пулей мой кивер, вторым выстрелом выбил у меня изо рта сигару, а третьим прострелит мне шпору! Обстреливает меня кругом, как китайский жонглер. Делает из меня посмешище. Я с ним больше стреляться не стану». Секунданты подбежали к нему, стараясь утихомирить, мы тоже подошли, чтобы успокоить его, но он не унимался. Он-де не позволит смеяться над ним. «Если ты Вильгельм Телль, нечего с моей головы яблоки сбивать, стреляй прямо в сердце. Я не стану как дурак подставлять себя под третий выстрел. Если хотите по-серьезному, дайте сабли, мы будем драться на саблях, а тогда посмотрим, чья возьмет». Все мы уговаривали его не ломать комедии. Надо стреляться еще раз, чем бы это для него ни кончилось. Дуэлянт не имеет права выбирать. Он подчиняется приказам секундантов. Наконец Бе-ренду надоел шум, он подозвал нас, спросил, в чем дело. Мы сказали, что Салиста не хочет стреляться третий раз и вызывает своего противника драться на саблях. Иван хладнокровно ответил: «Тогда дайте нам сабли». — «Как, ты согласен?» — «Я соглашусь, если он вызовет меня драться даже на косах». Секунданты Салисты поймали его на слове. Им было особенно неловко из-за выходки Салисты. Ведь если Иван откажется от перемены оружия, — а переходить с пистолета на сабли действительно не принято, — будет скандал.
— И вы согласились на сабли? — сдвинув брови и глядя на Эдэна, спросила Ангела.
— Да, поскольку согласился сам Беренд.
— Но ведь это безумие! — разразилась Ангела. — Человека, чье ремесло всю жизнь вертеть саблей, выставлять против того, кто ее и в руках никогда не держал.
— Они будут драться «до первой крови», — утешил ее Эдэн.
— Но вы не имели права соглашаться на это! Вы нарушили долг секундантов. Вы обязаны были сказать секундантам Салисты, что драться надо либо сейчас же и на пистолетах, либо никогда.
— Это верно. И если бы Беренд не согласился, мы бы обязательно так и поступили.
— Не нужно было спрашивать у него согласия. Когда должна состояться новая дуэль?
— С нами не было сабель, а после полудня фехтовать не принято, так что мы вынуждены были отложить поединок на завтрашнее утро.
— К этому времени мне удастся предотвратить дуэль.
— Каким образом?
— Я поговорю с Берендом. Все ему объясню.
— Если ты объяснишь, что он впутался в это дело из-за нашей шутки, то добьешься лишь того, что вместо одного ему придется драться с шестью противниками.
— Я объясню так, что ему не придется драться ни с кем из вас.
— Тогда ты уничтожишь Салисту.
— Каким образом?
— Очень просто. Начатая rencontre[132] была отложена, так как он заявил, что не станет стреляться в третий раз. Поэтому он будет обесчещен в глазах общества как офицер; будет вынужден подать в отставку, и вообще ему придется бежать из Пешта и снова наняться к папе в зуавы.
— Пусть нанимается в зуавы хоть к самому Вельзевулу! Мне какое дело! Пусть идет в военачальники к дагомейскому султану! Пусть пропадает, раз ему захотелось погибнуть! Не все ли равно, что с ним будет? Твой долг секунданта защищать Беренда, а не его!
Эдэн был поражен той страстью, которая звучала в словах Ангелы.