Чернолунье

Размышляя над этим, Дай и не заметил, как в один момент бесконечная спиральная лестница закончилась. Он даже под ноги ни разу не взглянул, и голова не кружилась. Даймонд смотрел лишь вперёд, на бордовую спину в солнечных зайчиках заката и чувствовал, как все страхи отступают на задний план, а в груди трепещет сердце.

Крепкая хватка воровки дарила покой, но стоило пальцам разжаться, как Дай ощутил пустоту, озноб и страх.

Лилит откинула в сторону деревянный люк, отделявший колокольню от мрачного лестничного коридора башни.

Силуэт девушки исчез в ярком свете.

Дай коротко взглянул под ноги, зажмурился и, схватившись за края открытого люка, подтянулся вверх.

Порыв ветра растрепал волосы, подхватил затрепетавшие фалды сюртука. Яркий солнечный свет ослепил Дая, и он прикрыл глаза рукой. Потоки ветра донесли тихий, печальный напев.

Дай приоткрыл глаза, щурясь.

Песню напевала под нос Лилит. Она перескочила широкий каменный бортик, по углам которого расселись горгульи, и спрыгнула на флагшток. Голуби взметнулись в небеса, ветер подхватил фалды фрака и каштановые локоны. Они переливались на солнце медными нитями и невольно цепляли взгляд.

На губах девушки играла слабая полуулыбка. Она крыльями раскинула руки и, опасно балансируя над пропастью, пошла дальше по узкой но крепкой перекладине, на конце которой покачивался тяжёлый поблекший флаг Алнаира.

– Я хотела в последний раз увидеть это место, – произнесла она, остановившись посередине флагштока. Дай вскарабкался на бортик и вцепился в пыльный столбец каменной арки. – Перед тем как мы отправимся в Гиансар.

Она смотрела на город сверкающими от восторга глазами, словно в этот момент не существовало ничего другого. Улицы, дома и гавань с кораблями утонули в рыжем тумане заката, море окрасилось в красный и переливалось точно кровь. С башни люди казались чёрными точками, крохотными муравьями, снующими по улице в попытке отыскать свой каменный муравейник.

– Ты видишь их, Дай? – вдруг спросила Лилит, вырывая его из мечтаний. Ей приходилось почти кричать, чтобы юноша мог расслышать её за стеной ветра. – Людские жизни так хрупки, а тела слабы! Их выкашивают болезни, глупые стычки, несчастные случаи с каретами и лошадьми. Люди ничтожны по сравнению с «сильными» Суртами, но – какая ирония! – живут так долго!

Она тоскливо рассмеялась, а вот Даю было не до шуток. Не нравилось, к чему клонился разговор. Он нахмурился, а Лилит продолжила:

– Как думаешь, сколько раз я хотела сдаться «обледенению»? Перестать бороться за эту проклятую жизнь? – она резко повернулась на пятках, и флагшток опасно закачался, заскрипел. Дай дернулся вперёд, точно хотел подхватить девчонку в случае падения, но замер на краю бортика: увидел далёкий острокрыший город, и желудок сжался.

Лилит внимательно наблюдала за ним уставшими чёрными глазами, вбирающими весь свет. Кривоватая усмешка блуждала на губах, и Даю вспомнился её рассказ в поезде. Про «обледенение» заползшее на щёки. Близко к голове. Близко к смерти.

Дай поджал губы.

Воровка усмехнулась, угадав ход его мыслей.

– Казалось бы, привыкаешь постоянно «умирать». Но каждый раз, как в первый, я боюсь, – её голос сорвался на шёпот, – боюсь потерять счет времени и начать внезапно леденеть. А с каждым годом становиться лишь страшнее… Ты знаешь, почему Сурты мало живут и редко становиться «взрослыми»?

Дай отрицательно мотнул головой, стиснув в пальцах край сюртука.

– С каждым годом промежуток между обледенениями укорачивается, – равнодушно ответила Лилит. – По подсчетам старика, в лучшем случае, у меня осталось пять лет. И это с учётом, что я не буду злоупотреблять магией, – она насмешливо фыркнула, но Дай не видел в этом ничего смешного. – Кстати, часы, что подарил мне старик, – она засучила левый рукав фрака, и в солнечном свете блеснул циферблат поразительной красоты часов, – показывали, сколько времени у меня осталось до следующего «обледенения». Но они сломались и теперь бесполезны.

Лилит сделала шаг назад и флагшток зашатался. У Дая внутри всё похолодело от страха.

– Слезь оттуда! – выкрикнул он, примеряясь мыском сапога к широкому крепежу балки. – Это опасно!

Но Лилит проигнорировала его.

– Наверное, это судьба. – Она сцепила руки за спиной и горько усмехнулась. – Всем будет лучше, если я умру!

Слова иглой вонзились под сердце. Дай уже слышал такую фразу, но от кого и когда не мог вспомнить, и голову, будто спица, пронзила боль. Дай схватился за лоб и угрюмо уставился на Лилит.

Во всём лице её читалось болезненное смирение и му́ка. Даю вдруг показалось, если он не остановит её – Лилит шагнёт в пропасть, полетит прямо под колёса карет, машин, под ноги прохожим.

За что же она так себя ненавидит? Почему не жалеет себя и постоянно рискует? Зачем ищет смерти и испытывает судьбу? Неужели, у неё нет ничего, ради чего стоило бы жить? Например, у Дая есть дорогие друзья, и он боится их потерять, боится забыть прошлое и разрушить возможное будущее. Он боится потерять себя.

А Лилит…

Ах… У неё никого не осталось. Одна… Вечно.

Что-то внутри Дая вскипело и вырвалось наружу: