– Спа... спасибо, – пробормотала Надя. И даже нашла в себе силы улыбнуться: – Вы... очень вовремя.
– Цела? – продолжал пытать страж порядка. – Деньги на месте?
– Да... – пробормотала Митрофанова. – Но он... денег не просил. Хотел в подъезд меня затащить...
– Разберемся, – заверил молоденький. И протянул ей носовой платок: – Вытрись. И поехали с нами. Заявление напишешь.
– Я...
Милиционер обнял ее за плечи, встряхнул, заглянул в лицо. Пахло от него, что удивительно, очень приятно – мятной жвачкой и хорошей туалетной водой.
– Как тебя звать-то?
– Я... – вновь пробормотала Надежда и пошатнулась.
Пережитое потрясение наконец навалилось на нее, накрыло, лишило остатков сил. Девушку стало трясти.
– Эй, что там с ней? – донеслось от милицейской машины.
– Поплыла!.. – откликнулся молодой. – «Скорую» надо!
– Не хочу «Скорую»! – взмолилась Надя. – Я... не сильно ударилась. Просто испугалась...
– Это пусть врачи разбираются – сильно или не сильно, – строго произнес милиционер. – Езжай в больницу, тебе надо. Заодно и побои снимешь.
«Прямо кино какое-то, – мелькнуло у Нади. – Времен соцреализма. Милиция – и приехала вовремя, и не хамит даже...»
И Надя жалобно взглянула на своего спасителя:
– А можно, я лучше домой? Я правда в порядке. Просто поплакать надо... В себя прийти.
– Звонить в «Скорую»? – вновь донеслось из милицейской машины.
– Да она цела вроде. Домой просится! – крикнул в ответ молодой.
– Ну, пусть идет пока, сейчас не до нее! Позже сами заедем!
...А едва Митрофанова вышла из лифта на своем этаже, дверь соседки распахнулась.
– Надюшка! – кинулась к ней Полина Юрьевна. – Ох, боже мой! Это был он? Он?!
– Кто – он?.. – растерянно пролепетала Надя.
– Это седой, да?!
– Откуда вы знаете?
– Да на тебе лица нет! Проходи скорей!
Надя, на ватных ногах, ввалилась в соседкину квартиру. Рухнула на пуфик в коридоре. Полина Юрьевна примчалась из кухни с мокрым полотенцем, начала бережно протирать ее лицо, смывать кровь – ту, с которой не справился милицейский платок...
– Голова не кружится? В ушах не шумит? Надя, не молчи, скажи что-нибудь! – приставала соседка.
Но Митрофанову будто ступор обуял. Слова с языка не шли, зато в голове крутилось насмешливое: «Не вышло из меня героини...» А еще недавно, помнится, она не сомневалась: напади на нее не толпа, конечно, а единственный человек, пусть и маньяк, она справится. Кое-что ведь запомнила из приемчиков Полуянова. Ничего себе справилась: только пискнуть и успела. Не подоспей милиция вовремя – сейчас лежала бы трупом, а в лучшем случае – в больнице.
Но почему, кстати, ей столь быстро пришли на помощь? В самый нужный момент, будто в кинофильме застойных времен?.. Да вот об этом Полина Юрьевна, кажется, и говорит:
– Надя, Надя, ты ж мне теперь памятник должна поставить. Ох, что я говорю, памятник – это на могиле ставят, а живым – монумент. Хотя нет, конечно, монумента мне не надо. Но теперь ты моя вечная медсестра. И за хлебом буду посылать, а то раньше все стеснялась. Даже подумать страшно, что б было, кабы не я!
– Да расскажите же, что вы квохчете! – вырвалось у Нади.
– О, вижу, вижу, в себя приходишь! – обрадовалась старуха. – Расскажу все. Только признай прежде, что ты у меня в долгу. Любые уколы, и в институт Бурденко на обследование меня свозишь, и...
– Ладно, обещаю так что?
– А то, – торжественно произнесла Полина Юрьевна, – что я этого вора седого никак из головы не могла выкинуть. Всю ночь промучилась и весь день, все думала... Я, конечно, в своей жизни с ворами не часто встречалась, но психологию ихнюю знаю, газеты читаю, телевизор смотрю. Они, во-первых, группами работают. Во-вторых, почти всегда приезжие и молодые, а этот, хотя я его мельком увидела, в Москве явно давно. И пожилой уже, лет за сорок ему точно. В-третьих, воры по первым этажам в основном работают, через окна, так легче. А если уж выше квартиры вскрывают, то только богатые. Когда с улицы кондиционер увидят да стеклопакеты или люстру там какую дорогую... У тебя же не квартира, прости, а берлога. Вот и задумалась я: почему этот седой твое жилище выбрал?
– Ну, мало ли дураков, – слабо улыбнулась Надя.