Через Сибирь

В чумах остяков на берегу не было ни одного мужчины — они отправились на рыбную ловлю за сельдью. В становище остались только две женщины и дети, которые вышли поговорить с нами. Они были очень легко одеты, в какие-то грязные лохмотья, которые на ветру развевались, обнажая грязные ноги почти до колен. Пока я их фотографировал, они явно мёрзли. В своих чумах они сидели скрестив ноги и жарили рыбу на палочках, воткнутых наискосок в песок рядом с пылающими углями. На берегу лежал дощатый челнок с дырой на дне. По размерам он был совсем маленький, не больше каяка гренландских эскимосов. Нам объяснили, что на нём приплыл тунгус. Остяки не делают своих лодок из досок, а выдалбливают их из цельного ствола дерева.

Я видел, что одно такое каноэ лежит чуть поодаль у воды. Оно очень походило на лодки юраков, которые я видел дальше к северу.

Нам надо было поторапливаться к себе на пароход, потому что мы спешили на юг. Но надо было отыскать Востротина. Ему с его политическими интересами, поскольку он был народным представителем в Думе, было о чём поговорить со своими избирателями. А потому он где-то отстал от нас. Мы с трудом его нашли, вдоволь набегавшись по городу. Если он и не был в церкви, то в любом случае стоял возле неё, погружённый в беседу с местными священниками и писарями.

После долгих прощаний (мы сказали «до свидания» минимум четыре раза) и моего фотографирования всех и вся тоже в четвёртый раз я наконец с радостью увидел, что Востротин вырвался из цепких объятий своих собеседников и идёт к лодке. Тут мы сердечно попрощались с провожающими в пятый раз и отплыли от берега. Вскоре мы уже взошли на борт «Омуля», подняли якорь и отправились дальше по Енисею. Пристав же с двумя священниками по бокам медленно стали подниматься по залитому солнцем косогору к монастырской церкви — они возвращались к своей спокойной жизни, мирное течение которой мы неожиданно нарушили. На фоне синего неба сверкали золотые купола и шпиль — и мы ещё долго видели их над лесом.

К югу была всё та же однообразная местность. Те же речные косогоры, за которыми тянулись бесконечные леса. Преобладали, как и прежде, лиственные породы, лишь кое-где зеленели хвойные деревья. Однако постепенно хвойного леса становилось всё больше и больше, деревья были более крупные и высокие. Попадалось даже много строевых экземпляров.

Возле села Мироедиха (65°36' северной широты) восточный берег Енисея был образован настоящей скальной породой серо-голубого цвета. Береговой отрезок этот был довольно большой — он шёл далеко на север и по крайней мере на четыре мили к югу. Не могу утверждать наверняка, потому что, проплывая мимо, это трудно определить, но мне кажется, это были известняковые породы. Высота берега была здесь такой же, как и вверх и вниз по реке, хотя там берега были сложены из песка или глины. Однако и здесь по обе стороны Енисея расстилались плоские лесистые долины. Я так и не смог углядеть ни единого пригорка или холмика.

Зато увидел в сумерках горящий в лесу огонёк костра, который буквально заворожил меня. Я сидел на палубе и смотрел на него, а ветер усиливался и обдавал меня брызгами волн. На великой и могучей реке, убегавшей, петляя, на север, начинался почти шторм. Одинокая и замкнутая жизнь на маленьком пароходе способна навеять тоску, и я уже рвался посмотреть на лица сидевших у лесного костра людей, жаждал вслушаться в песнь леса, посмотреть на оранжевые языки пламени, весело лижущего большие поленья, понаблюдать на пляшущими на стволах деревьев тенями, увидеть, как меркнет последний луч солнца. Какой здесь лес! Без конца и без края, настоящая тайга! Уверен, что люди не созданы для жизни в городах.

Четверг, 11 сентября.

На следующий день рано утром мы поплыли дальше, но дул сильный встречный ветер, так что продвигались вперёд мы с большим трудом, тем более что шли одновременно и против течения, и против ветра.

Всё тот же пейзаж, только заметно выше стали деревья да чаще встречаются корабельные сосны и строевые деревья.

Попадаются участки, где хвойный лес совершенно выгорел и остался один лиственный. По берегам у края обрыва и здесь, и ниже по течению везде встречаются аккуратно сложенные штабеля дров. Наверное, это сделано для пароходов, которые, если у них закончится топливо, смогут подойти к берегу и пополнить свои запасы.

Перед полуднем я вижу низкий кряж где-то далеко на юго-востоке. Если не принимать его во внимание, то местность всё такая же плоская. Довольно часто проплываем мы мимо деревень. На берегу пасутся лошади. Чувствуется, что мы заплываем всё дальше и дальше к югу, потому что места становятся всё населеннее.