Через годы и испытания

В Свердловске нашу теплушку долго держали вдали от сортировочной. Отец ходил на переговоры с железнодорожным начальством. Возвращался хмурый. Железнодорожное начальство в черных шинелях с белыми погонами было суровым и неразговорчивым. Отец выдвинул к раздвижной двери теплушки мешок картошки… Вечером нашу теплушку «подали на сортировку». Это была огромная площадь, изрезанная рельсами, на которой составлялись эшелоны на Запад, на Восток, на Север, на Юг. На сортировочной площадке была «горка». Маневровый паровоз завез туда нашу теплушку, отцепил, и мы, набирая скорость, помчались вниз. Отец скомандовал, чтобы мы за что-то ухватились. Раздался грохот. Наша теплушка врезалась в формируемый эшелон на Север.

Детский сад в посёлке Шаля, 1941 год

Детский сад в посёлке Красноярка, 1945 год

Мы заранее сели на пол и держались за металлический каркас вагона. Ночью наш эшелон двинулся на Север. Проехали белый каменный город. Это был Невьянск, бывшая столица хозяев Урала Демидовых.

Потом проезжали Нижний Тагил. Это был небольшой Свердловск, только очень дымный.

Была глубокая осень и, приехав на маленький разъезд Дровянной, где находился поселок Красноярка, мы разгрузились в высокие сугробы.

По дороге от Свердловска я видел седой Урал. Хотелось без конца смотреть на это чудо. Оно завораживает.

Красноярка встретила нас сурово. Сугробы, дремучий лес, зимняя стужа.

Дом, в котором мы поселились, был большой и холодный и нашим постоянным местом жительства (трех малышей) стали полати печи на кухне. Мы забирались туда по лестнице, которую привезли из Шали. Война продолжалась. Стальной голос Левитана «… от советского информбюро…» с перечислением городов, которые уже не оставляли, а освобождали, был как метроном, отсчитывающий этапы войны. Основными жителями были расконвоированные «колонисты».

Отец прибыл в Красноярку в должности начальника Красноярского мехлесопункта. Ему было 32 года. Пришлось выполнять план по лесозаготовкам, работать с людьми, которые были выселены по разным причинам из Центра России, и расконвоированными заключенными. Было много людей с украинскими фамилиями. Где-то рядом в лесу находились «колонии», где под охраной содержались заключенные.

Главным промышленным узлом поселка была большая пилорама, на которой делали доски из могучих деревьев Северного Урала. Там же было несколько станков для деревообработки.

Красноярка периода войны была местом, воспетым как «Лесоповал». Собственно, пилили «колонисты», заключенные в колониях, которые находились рядом с поселком. Но видеть эти колонии мы, дети, не могли. Сразу же нам объяснили, что в лес заходить опасно – там росомахи, рыси, медведи, волки… и «колонисты». А лес начинался сразу же за забором нашего дома.

Зимой сугробы в Красноярке были выдающейся достопримечательностью. Нас, детей, они закрывали с головой. Колонисты, возможно, пытались убегать из колоний, но уйти по сугробам было невозможно. Сугробы и звери – это действительно непреодолимо.

В поселке имелся магазин. По карточкам можно было покупать хлеб. На семью из двух взрослых и трех детей давали булку черного. За хлебом ходили мы, дети. Однажды я потерял карточки, которые выдавались на месяц. Месяц мы мучились голодом.

Однажды мать взяла меня в Серов. Там мы пришли на базар, и она на какую-то вещь выменяла булку хлеба. На рынке булка хлеба стоила 80 рублей. Серов произвел на меня сильное впечатление. Большие трубы металлургического завода. Каменные двух- и трехэтажные дома. Особенно поразил меня пол в этих домах. Я подумал, что он сделан из шоколадок, нагнулся, попытался вынуть плитку. Но…это был не шоколад.

В Красноярке мы наблюдали, как в Серов шли эшелоны с немецкой техникой, подбитой на поле боя (на ней были кресты). Были и эшелоны, на платформах которых находились танки со звездами, искореженные пушки. Это были наши потери. Иногда были эшелоны смешанные – с крестами и со звездами в одном эшелоне.

Когда поезд со стороны Нижнего Тагила приближался к Красноярке, все жители выбегали из домов. Особенно мы радовались изуродованным танкам с крестами. Считали, сколько их в эшелоне. С каждым годом их становилось все больше. В мартеновских печах Серовского металлургического завода они превращались в потоки жидкого металла, а потом застывали в форме слябов11 и шли в Нижний Тагил и Свердловск на броню танков.

В Красноярке был детский садик. Девочка Ганя, которая приехала с нами из Шали, укутывала нас в шубы, обматывала башлыком, сажала в короб, на дне которого был наморожен навоз и, напрягаясь, везла нас в садик. Он находился за железнодорожной линией и ей приходилось перетаскивать ледянку через рельсы.

В садике кормили плохо. Запомнилась манная каша. Была одна девочка из очень бедной семьи. Худая. С печальными глазами. Ребятишки просили ее съесть муху или жука, а за это отдавали ей кусочек хлеба. Мне было жалко эту девочку.