Черепаший вальс

— Чтобы стать таким, как ты? Не больно охота.

— О! Не начинай! — пробурчал с набитым ртом Жаба.

— Тогда давай сменим тему. Мне неприятен этот разговор. Знаешь что, Рауль? У тебя есть странный дар уничтожать красоту. Если тебя оставить наедине с картиной Рембрандта, через четыре часа от нее останется белый холст с гвоздями.

— Осторожнее! Я ведь могу и обидеться! — воскликнул Жаба, нацеливая ножик в грудь Филиппу.

— И что изменится? Я тебя не боюсь. Твои деньги мне не нужны, потому что твоими деньгами ты обязан мне. Именно я выбрал тебя, чтобы ты продолжал мое дело. Я не знал, что ты такой пошляк, иначе, наверное, поостерегся бы… Да уж, человеческие души умеют маскироваться, а ты свою долго прятал!

— А как же! Старичок, я теперь фигура, я уверен в себе! Я больше не твоя собачка! И кстати, хотел тебе сказать…

Оп-ля. Приближаемся к сути дела. Я ему загораживаю солнце. Он не может больше терпеть меня.

— Я намерен заняться твоей женой!

— Ирис? — задохнулся Филипп.

— А у тебя есть другая?

Филипп покачал головой.

— Она свободна, а?

— Ну, можно и так сказать.

— Она свободна — и вряд ли надолго. Так что я решил первым застолбить этот участок и заранее тебя предупредить, а то будет неспортивно. Ты не против?

— Делай что хочешь. Мы в процессе развода.

Жаба, похоже, снова расстроился. Как будто львиная доля очарования Ирис состояла в том, что Филипп все еще любил ее.

— Я тут недавно ей позвонил. Пригласил на ужин, она согласилась. Увидимся на следующей неделе. Заказал столик в «Ритце».

— Да, низко же она пала… — обронил Филипп, аккуратно разделывая рыбу.

— Или ей просто нужны бабки. Она уже не так молода, между прочим. Тут не до жиру. У меня появился шанс. В любом случае мне пора опять жениться. Это полезно для работы, а лучшей кандидатуры, чем Ирис, не найдешь.

— Так ты рассчитываешь жениться на ней?

— Колечко на палец, брачный контракт, и все дела… Ясное дело, детишки нам не светят, но мне на это, знаешь, наплевать, у меня уже есть двое. С детьми один геморрой!

Он зажал толстыми губами край бокала. Засосал пару глотков «шато-петрюс»[131], сглотнул с видом знатока.

— Неплохо, неплохо. Учитывая цену, могло бы… Ладно… Ну, я получил твое согласие? Путь свободен?

— Да не просто путь — автомагистраль! Но меня не удивит, если она сбежит после первой встречи…

— Кто не рискует, тот не выигрывает. А она стоит риска! Вот женюсь на прекрасной Ирис и позлащу свой герб!

Он сально засмеялся, выплюнув кусок застрявшей в горле пищи. Отломил кусочек хлеба, намазал маслом. У него уже было три жировых спасательных круга на талии, он готовил четвертый.

— Можно задать тебе вопрос, Рауль?

Жаба самодовольно улыбнулся и ответил:

— Давай, старик, я ничего не боюсь!

— Ты когда-нибудь был влюблен, по-настоящему влюблен?

— Один раз, — сказал Жаба, вытирая пальцы о белую скатерть.

Его правый глаз затуманило облачко грусти, веко дернулось в подобии нервного тика. К Филиппу вернулась надежда. У этого мерзкого человека тоже есть сердце, он тоже страдал.

— А несчастная любовь у тебя была?

— Тогда же. Я чуть не умер, так мне было плохо. Клянусь, я сам себя не узнавал.

— И долго длилась вся эта история?

— Целую вечность! Я похудел на шесть кило! Представляешь? На самом деле — три месяца. И потом однажды вечером дружбаны отвезли меня в одно специфическое местечко, ну ты понимаешь, и я имел четырех девок сразу, четырех клевых телочек, которые мне славно отсосали, и хоп! Конец, перегорело. Но эти три месяца, старик, отпечатались навеки здесь…

Он положил руку на сердце, гримасничая, как Пьеро.

Филипп едва не расхохотался.

— Будь осторожен с Ирис! У нее вместо сердца лед!

Жаба поднял ноги на высоту стола — толстые мощные ноги в ботинках «Тодс».

— Не волнуйся! Я люблю кататься на коньках! Так ты точно даешь мне благословение? Это не отразится на наших делах?

— Решение окончательное и обжалованию не подлежит!

И ведь не вру, подумал Филипп, удивившись только, что стал разговаривать, как Жаба.

После обеда Филипп вернулся домой пешком. Он стал много ходить с тех пор, как поселился в Лондоне. Только так можно по-настоящему узнать этот город. «Разница между Лондоном и Парижем в том, что Париж предназначен для иностранцев, а Лондон — для лондонцев. Англия создала Лондон для личного пользования, Франция создала Париж для всего мира», — сказал Ральф Эмерсон[132]. Чтобы узнать этот город, нужно сносить не одну пару обуви.

И как же я мог раньше работать с Жабой?! Я нашел его, нанял, просиживал с ним вечера напролет, изучая дела, летал с ним на самолете, пил, ел, вышучивал слишком короткую юбку стюардессы; как-то в Рио мы ночевали в одной комнате, потому что отель был переполнен. Рауль остался в одних черных плавках, он покупал их наборами, которые продаются на входе в больших магазинах, такая у него завелась холостяцкая привычка, когда его бросила жена. Красивая брюнетка с длинными густыми волосами. Значит, решил заняться Ирис! Ну дает.