Черепаший вальс

Она вернулась в отель пешком, разглядывая витрины. Подумала о подарке для Гортензии. В детстве она поражала всех своей серьезностью: они с отцом частенько чувствовали себя детьми рядом с ней. Что он делает в Лионе? И когда он туда уехал, до или после смерти мадемуазель де Бассоньер? Капитан Галуа не проявлялась, расследование буксовало. Она могла бы поужинать с Ширли — да, но при этом нужно разговаривать, а она так нуждалась в покое, тишине, одиночестве, я так редко оказываюсь одна, надо использовать любую возможность, бродить по улицам, наблюдать за людьми, ни о чем не думать, разгрузить мозги. Она заметила юную девушку, которая чистила обувь прохожим, у нее были тонкие нежные руки и детский профиль, табличка у ее ног гласила: «3,50 фунта — ботинки, 5 фунтов — сапоги». Девушка смеялась и чесала нос единственным незапачканным пальцем. Наверное, студентка, работает, чтобы оплатить комнату, так дорого жить в этом городе, Гортензия неплохо устроилась, она живет в хорошем районе, а где живет Филипп?

Она поднялась по Риджент-стрит, на тротуарах, как муравьи, роились пешеходы, люди-сэндвичи с рекламными плакатами на груди и спине, шумные туристы с фотоаппаратами. Над зданиями Жозефина увидела с десяток подъемных кранов. Город превратился в сплошную стройку в преддверии Олимпийских игр. Металлические трубы, решетки, бетономешалки и рабочие в касках перегораживали улицы. Она повернула налево, на Оксфорд-стрит, завтра я пойду в Британский музей и в Национальную галерею, завтра я позвоню Ширли.

Наслаждаться свободой, слушать новые звуки в голове. Звуки возмущения и гнева. Почему Гортензия меня отталкивает? Ей правда страшно или стыдно за меня? «Там будет весь Лондон…»

Она тряхнула головой и вошла в книжный магазин.

Поужинала одна, с книжкой. «Новеллы» Саки[118], издательство «Пингвин». Она обожала стиль Саки, его сухие, ироничные фразы. «Reginald closed his eyes with the elaborate weariness of one who has rather nice eyelashes and thinks it’s useless to conceal the fact»[119]. Одной фразой обозначен весь характер персонажа. Не нужны никакие психологические подробности или долгие описания. «One of these days, he said, I shall write a really great drama. No one will understand the drift of it, but everyone will go back to their homes with a vague feeling of dissatisfaction with their lives and surroundings. Then they will put new wall-papers and forget»[120].

Она закрыла глаза, смакуя фразу и клубный сэндвич. Никто не обращал на нее внимания. Можно войти с кастрюлей на голове, и никто не станет глазеть. Вот здесь-то я легко могла бы надеть мою трехэтажную шляпку, ту же, что у мадам Бертье, бедняжки мадам Бертье! А та девушка, официантка в кафе? Он нападает только на женщин, трус! Существует ли связь между жертвами? Неизвестно… Она была рада, что Зоэ уехала к своей подруге Эмме. Сколько еще нужно убийств, чтобы полиция набрала достаточно улик? Саки сочинил бы пресмешной рассказ о смерти злодейки Бассоньерихи и награждении убийцы орденом за заслуги перед обществом.

Она прочла несколько новелл, млея от удовольствия, закрыла книгу, попросила счет и вернулась в отель. Шел дождь, и водяная пыль вилась в воздухе, как газовый шарф. Она зевнула — видимо, устала, взяла ключ и поднялась в номер.

Сегодня пятница, она имеет право на свободную одинокую жизнь до вторника. Жизнь прекрасна! Жизнь невыразимо прекрасна! А что делает сейчас Филипп? Ужинает с Дотти Дулиттл, провожает ее домой, поднимается по лестнице? Завтра или послезавтра я сяду напротив него, загляну в самую глубину его глаз и сразу пойму, правда или неправда эта история про Дотти Дулиттл. Завтра я расчешу волосы так, чтобы они скрипели, накрашу ресницы и опущу их перед ним, чтобы он любовался ими… Мне не нужно даже говорить с ним. Нужно только смотреть на него, и я пойму, я все пойму, успела она сказать себе, прежде чем погрузиться в мирный сладкий сон. Ей снилось, что она оседлала тучу и летит на поиски Филиппа.

— Ты веришь в привидения? — спросил Марсель у Рене, зайдя в его кабинетик у самого входа на склад.

— Не то чтобы не верю, — ответил Рене, складывая счета в папку, — но это не мой профиль.

— Как ты думаешь, можно навести на человека порчу так, чтобы он утратил смысл жизни?

Рене поднял глаза на друга; в его взгляде сквозило удивление.

— Если я верю в привидения, отчего бы не поверить в темные силы? — ответил Рене, пожевывая зубочистку.

Марсель сконфуженно рассмеялся и, прислонясь к дверному косяку, четко произнес:

— Я думаю, Жозиану сглазили…

— Ты не об этом ли говорил недавно с Жинетт?

— Я не осмелился рассказать тебе, боялся, что ты меня психом назовешь, но поскольку Жинетт мне не помогла, я решил обратиться к тебе.

— Второй состав! Низший сорт! Ну, спасибо!

— Я подумал, может, ты сталкивался с подобными вещами или кто-нибудь тебе рассказывал…

— Я ценю, что ты открыл мне свое сердце после того, как открыл его моей жене… Сколько мы уже дружим, Марсель?

Марсель развел руками, словно не мог охватить всю груду прожитых лет.