Вечером в постели Жозефине по-прежнему казалось, что ей душно. Она задыхалась. Она села на кровати, ловя ртом воздух, воздуха не хватало, волны тоски навалились на нее и давили, давили. Нужно что-то изменить в моей жизни. Так больше не может продолжаться. Нужен свет, нужна надежда. Она пошла в ванную, плеснула холодной водой на опухшие веки, посмотрела на заплаканное лицо. Где-то в глубине глаз таилась искорка жизни. Нет, это не взгляд жертвы, решила Жозефина. И не взгляд покойницы. Она долгое время думала, что все в ней умерло, что она мертва. Ничего она не мертва. Люди всегда считают, что каждое их горе смертельно. Они забывают, что горе — это тоже часть жизни.
Ее отъезд скорее напоминал бегство — она спасала свою шкуру. Позвонила английскому издателю и укатила в Лондон.
Жозефина услышала объявление о том, что поезд въезжает в туннель.
Три четверти часа под Ла-Маншем. Три четверти часа во тьме. Пассажиры дрожали и обсуждали свои ощущения. А Жозефина улыбалась — она-то как раз решилась выйти из темного туннеля.
Отель назывался «Джулис» и находился на Портленд-роуд, 135. Маленький отель, «nice and cosy»[116], как охарактеризовал его издатель Эдвард Тандлфорд. «Надеюсь, он не безумно дорогой», — стеснительно пробормотала Жозефина. «Полно, мадам Кортес, вы моя гостья, я счастлив вас принять, я в восторге от вашей книги и горд, что буду ее публиковать».
Он был прав. «Джулис» напоминал английскую бонбоньерку. На первом этаже находился ресторанчик с ярким интерьером, на втором — десяток бежево-розовых комнат: ковры с цветочным орнаментом, уютные, как варежки, занавески. В книге постояльцев отметились Гвинет Пэлтроу, Робби Уильямс, Наоми Кемпбелл, U2[117] в полном составе, Колин Ферт, Кейт Мосс, Вэл Килмер, Кайли Миноуг и еще многие, которых Жозефина просто не знала. Она растянулась на кровати, накрытой красным стеганым одеялом, и подумала, что жизнь прекрасна. Хорошо бы закрыться в этой шикарной комнате и никуда не выходить. Заказать в номер чай с тостами, варенье, нырнуть в старинную ванну с ножками в виде дельфинчиков и расслабиться. Использовать такой случай. Пересчитывать пальцы на ногах, валяться на кровати, укрывшись с головой, придумывать истории, прислушиваясь к шуму из соседних комнат, представляя себе ссоры и встречи, объятия и ругань.
А далеко ли отсюда живет Филипп? Дурацкая ситуация: у нее есть его номер телефона, но нет адреса. Лондон всегда казался ей таким огромным городом, что она боялась в нем потеряться. Она ни разу не попыталась разобраться в его географии. Я могу спросить у Ширли, где он живет, и пойти побродить вокруг. Она едва не расхохоталась. Ну и на кого я буду похожа? Нет, прежде нужно увидеться с Гортензией. Мистер Тандлфорд сказал, что здесь ходит девяносто четвертый автобус, который отвезет ее прямо на Пикадилли.
— Там как раз школа, где учится моя дочь!
— Ну вот, ехать недалеко и дорога приятная, через парк.
В первый вечер она осталась в номере, поела, глядя на роскошный сад, на тяжелые розы, клонящиеся к окнам, прошлась босиком по темному паркету ванной, погрузилась в душистую воду. Она попробовала все мыла, все шампуни, кондиционеры, кремы для тела, гоммажи и бальзамы, а когда кожа стала нежной, розовой и сияющей, скользнула под одеяло и застыла, рассматривая узоры на деревянном потолке. Правильно я сделала, что приехала сюда, меня тут будто заново придумали, обновили. Старая Жози осталась в Париже. Завтра я сделаю Гортензии сюрприз, встречу ее после занятий. Буду сидеть в коридоре и высматривать ее высокий силуэт в толпе. Мое сердце будет биться сильнее при виде каждой золотистой гривы, и я не подойду к ней, если она будет не одна, чтобы не смущать. Занятия начинаются утром, в полдень я буду на посту.
Встреча, правда, произошла вовсе не так, как намечалось. В три минуты первого Жозефина уже стояла в просторном холле школы Святого Мартина. Студенты выходили с тяжелыми папками в руках, болтали на ходу, прощались, хлопая друг друга по плечам. Гортензии не было видно. К часу, не обнаружив дочери, Жозефина подошла к окошку приемной и спросила у полной негритянки, знает ли она Гортензию Кортес и если знает, то в котором часу она обычно заканчивает занятия.
— Вы родственница? — спросила женщина, с подозрением взглянув на нее.
— Я ее мать.
— А-а… — удивленно протянула женщина.
В ее взгляде она прочла то же удивление, какое раньше читала во взглядах людей, во взглядах других мамаш, принимавших ее за няню. Словно априори не могло быть родственной связи между ней и Гортензией.
Она отошла на шаг и смущенно повторила:
— Я ее мать, я приехала из Парижа, чтобы с ней повидаться, и хотела сделать ей сюрприз.
— Она скоро появится, ее занятия заканчиваются в час пятнадцать… — ответила женщина, сверившись с журналом.
— Ну, тогда я подожду…