Чемоданчики

У вокзала нас встречает стая таксистов. Стоит пассажирам только выйти, как они набрасываются на них, и без каких-либо вопросов хватают чемоданы, нагружают ими багажники, а пассажиры, словно загипнотизированные, садятся к ним в машины и диктуют адреса, не спрашивая сколько будет стоить дорога, и совершают тем самым величайшую глупость.

Моё внимание привлёк полный мужчина с густой щетиной у зелёного запорожца. Он не бегал за мной, не выхватывал из рук чемодан, потому я сразу ему доверился. Его зовут Мухаммед, он чеченец с Припяти (так мы в детстве называли район на краю города).

– Езжайте через улицу Маркса, – попросил я, когда мы выехали из территории вокзала. – Хочу посмотреть, как изменился город.

Мухаммед усмехнулся.

– Не думай, брат, что увидишь там что-то новое.

Я понимал, что вряд ли центральная улица обросла новыми постройками: я хотел знать, сохранил ли город прежний дух, но Мухаммеду я не стал этого говорить, боялся, что он меня не правильно поймёт.

– На вахту приехал, брат?

Я дружелюбно улыбнулся ему.

– Нет, я не рабочий, я писатель.

Мой собеседник никак не отреагировал на своеобразность моей профессии.

– Разве сейчас кто-то читает?

Я не стал объяснять ему специфику книжного бизнеса, чем нам, писателям, приходится заниматься, чтобы как-то прожить, боялся, что ему это будет неинтересно, а я по долгу службу привык заинтересовывать читателя, собеседника. Поэтому, ответил просто:

– Читают.

Он снова никак не отреагировал на мои слова.

– А вот дети у меня не читают, все – в телефонах. Я говорю им: «Хоть бы Коран взяли в руки, почитали.» Коран-то обязательно надо в жизни прочесть.

– Я – атеист. – сказал я и тут же поругал себя, но слова Мухаммеда меня удивили.

– Хороший человек значит.

Я не сдержал смешок. Шофёр воспринял его, как вопрос, требующий пояснений.

– Среди атеистов больше хороших людей, чем среди верующих. Вы постоянно грешите и за грехи свои отвечаете лишь перед самими собой. Верующие же грешат не меньше, только сразу бегут в мечеть замаливать грехи, лицемерят перед Аллахом. А разве может быть что-то страшнее, чем лицемерить перед Всевышним?

– Интересное мнение. – заключил я после долгого молчания.

– И хорошо получают писатели? – спросил он.

– На хлеб с сахаром хватает.

– А дети есть?

Я ответил отрицательно.

– Вот, потому и хватает, что детей нет. – с улыбкой заметил он.

Про себя я согласился с ним. Вряд ли моих гонораров хватит, чтобы обеспечить хотя бы одного ребёнка.

– У меня четверо. – продолжил Мухаммед.

– Ого!

– Да! Всех накорми, напои. На себя ничего не остаётся. Но я не жалуюсь. Старший вон в техникум поступает. И здесь надо деньги платить. А где ж их взять?

Я разглядывал его одежду. Выстиранное, выглаженное трико. Добротная кожаная куртка. Большой живот. Он выглядел обеспеченным человеком.

Тут Мухаммед сообщил, что началась улица Маркса, и я перевёл взгляд с него в окно. Он был прав – город не изменился. Старые пятиэтажки с выцветшими на солнце стенами. Густая шевелюра маленького сквера. Парк Победы. Два торговых центра, нуждающихся в ремонте. И неровная дорога, накрытая жёлтым светом фонарей. Эх, дом, милый дом!

На перекрёстке мы повернули и поехали в сторону парка имени Ленина. За ним начинался Шанхай, район, где я вырос.

– Вы не похожи на бедствующего человека. – решился я заметить ему.

На моё замечание он отреагировал спокойно.

– Я не всегда таксовал. Было время, я держал кафе на Старом базаре.

Я припоминал там некое кафе.

– Не «Дареджани» случайно?

– Оно самое. – ответил шофёр.

В голове всплыли воспоминания. На душе стало так тепло.

– В детстве мы с семьёй часто захаживали к вам. У вас была самая вкусная кухня в городе. Это не моё дело, конечно, но что случилось?

Мухаммед поджал губы, и я решил, что он не ответит. Но после тяжёлого вздоха он заговорил.

– Мать заболела. Лечение стоило немалых денег. Меня предупреждали, что ничего не поможет, её не излечить, но я продолжал возить её по клиникам, а сам погрузился в объятья Шайтана. Мать умерла, а вместе с ней и семейный бизнес. Сейчас мне пятьдесят четыре, а мы с женой и детьми ютимся в трёхкомнатной квартире. Последние сбережения от продажи помещения уйдут старшему на образование.

На перекрёстке нам загорелся красный. Мухаммед остановил машину и положил голову на руль.

– Отец всегда велел мне не быть неудачником. – прошептал он.

Мы проехали мимо больничного комплекса и въехали в мой переулок. Машина остановилась у дома. Я расплатился с ним и прежде, чем выйти из машины, сказал:

– Вы зря караете себя, Мухаммед. Вы пытались спасти мать, а сейчас делаете всё, чтобы прокормить семью. Разве вас можно назвать неудачником?

Он ничего не ответил. Молча протянул мне визитку. Я вышел из салона, взял чемоданы, и он уехал, фары запорожца исчезли в тумане.

Я повернулся к воротам дома и сказал:

– Ну, здравствуй, дом родной!