Чемоданчики

Я люблю поезда. Трамваи. Метро. Паровозы. Стук колёс о рельсы. Лёгкое покачивание вагона. Прогулки зевак в коридорах. И знойную духоту купе. Поезда вообще представляют собой концепцию идеальной человеческой жизни – движение по заранее проложенной полосе, знание следующего поворота и спокойствие за завтрашний день, я же не таков; так вышло, что по воле судьбы я стал писателем, представителем самой бесполезной профессии в мире, а потому я больше не имею права на тихую размеренную жизнь, мой жизненный опыт равняется качеству написанных мною книг и мне часто приходится вляпываться в разнообразного рода авантюры, чтобы банально было о чём писать и тем самым поддерживать количество хлеба с сахаром на моём столе. Придирчивый читатель явно поморщится и задаст вопрос: а почему я собственно не полетел на самолёте? Ответ будет прост. На самолёт у меня не хватило денег.

Но мы подъезжаем к пункту назначения. Я кладу стопку бумаги на дно чёрного чемоданчика и ставлю на них печатную машинку. Оставшийся путь погляжу в окно. В бескрайней казахской степи, расплывшейся океаном, средь изящных холмов, возвысившихся морскими волнами, раскинулся маленький городок; жёлтые огоньки, гуляющие в тумане, возвещают, что дикая степь здесь заканчивается и начинается жизнь. Шахтинск. Город, где я родился. Большинство людей знает его как провинциальный шахтёрский городок. Молодёжь называет его величайшей дырой, из которой им когда-то предстоит выбраться. Работяги, стуча себя в грудь, кричат, что это будущая энергетическая столица. Для меня же Шахтинск – город, где самая прекрасная осень. А разве осень в провинции может быть иной?

Каждая из этих оценок справедлива. Шахтинск уже давно стал энергетическим центром страны. Многочисленные электростанции, выросшие вокруг города, как грибы, снабжают энергией всю область и больше. Уголь, что здесь добывают, не высокого качества, но его много и он дёшев, и его покупают. Молодёжь страдает здесь страшной скукой, и, чтобы как-то с ней справиться, бродит по улицам днём и ночью; и даже русский народ, любящий стабильность, обратился в казахских кочевников. И от этой всенародной праздности город живёт: его улицы всегда заполнены людскими потоками; гуляя по его окрестностям, стоит смотреть по сторонам, чтобы Вас не сбила группа велосипедистов или скейтбордистов, или бегунов. Их же родители, напротив, всегда чем-то заняты: плотный рабочий график и домашние дела почти напрочь искоренили пьянство. Но, как известно, наши недостатки – прямое продолжение наших достоинств. Рыночная экономика построила город по заветам великих антиутопий. Центральный район, утопающий в неоновых вывесках, собирает в себе всех бездельников города; они ежедневно, ежечасно, ежеминутно тратят родительские деньги, набивают ими карманы людей благородных кровей, обосновавшихся в высоких поместьях на краю города, где степные ветра отгоняют от них испарения разрезов, шахт, электростанций. Растратив родительские деньги, подростки возвращаются в родные дома, старые советские постройки, давно провалившие все проверки и получившие статус аварийных домов. Летом сюда заползают насекомые и прочие гады, а зимой холод и ветра остужают жителей до костей; те же обставляют квартиры нагревателями, заставляющими электростанции работать на полную катушку. Ежедневно домохозяйки протирают подоконники и, помимо пыли, видят на тряпках чёрную угольную сажу, осевшую на поверхности, а до этого, летающую в воздухе, в воздухе которым дышат местные жители. Отсюда, Шахтинск занимает одно из ведущих мест в стране по заболеваемости раком лёгких. Новый онкологический центр, построенный в ближайшем посёлке, считается лучшим в стране, из-за чего сюда слетаются богачи со всех уголков постсоветского пространства, не оставляя свободных коек для местных жителей. Скука, одолевшая молодёжь, заставляет их искать счастье в подпольных кальянных и в наркотиках. Здесь лучше не ходить одному по ночам – рискуете нарваться на нож, а после Ваш убийца будет каяться в суде и говорить, что не понимал, что делал; и он действительно раскаивается, и он действительно не понимал, что делал. Конечно, читатель, умудрённый жизненным опытом, может заметить, что подобное творится в любом городе. И будет прав. Но Шахтинск – город небольшой, а потому все процессы в этом террариуме протекают быстрее и нагляднее.

Ну, здравствуй, Шахтинск! Любимый город!

Поезд остановился. Я вздохнул. Возвращение к Шахтинску, к моему старому другу, представляется мне очень волнительным. Я взял кейс с печатной машинкой и большой советский чемодан, с которым уезжал когда-то. По перрону плывёт лёгкий туман, а в нём бегают тёмные силуэты, обнимаются, плачут, радуются. Меня же никто не встречает: я не сообщил о своём приезде.