Человек в искусстве экспрессионизма

Тем не менее художественные связи внутри этого периода (1890–1918) между венским модерном и австрийским экспрессионизмом, их сосуществование, характер и особенности их взаимоотношений остаются насущной и плодотворной проблемой. Ведь именно в этом диалоге, продолжающемся уже более ста лет, рождаются новые смыслы и новые интерпретации творений как венского модерна, так и австрийского экспрессионизма.

Определенная парадоксальность ситуации заключалась в том, что осмысление экспрессионизма, когда он еще только набирал обороты, было предпринято одним из самых ярких представителей венского модерна, его отцом, лицом и пером – Германом Баром. Уже в 1916 году он опубликовал сборник своих статей «Экспрессионизм», куда вошли его журнальные публикации, написанные преимущественно в 1914–1915 годах.

Этот труд Бара имеет странную и своеобразную репутацию, и нельзя сказать, что пользуется популярностью в научном мире, хотя на него принято ссылаться по меньшей мере как на одного из самых первых, довольно объемных опытов осмысления экспрессионизма. К этому сборнику можно предъявлять множество претензий (рыхлый, беспредметный, путаный) и, казалось бы, к сущности экспрессионизма, как мы его сейчас понимаем, имеет мало отношения. В статьях сборника Бар противопоставляет экспрессионизм импрессионизму. Само по себе такое противопоставление, очевидно, и лежит на поверхности, но Бар пребывает в контексте, который требует пояснений. Под импрессионизмом Бар подразумевает не столько конкретное художественное направление, сколько целый этап в развитии австрийского искусства, который впоследствии получил наименование «венского модерна». Импрессионизм у Бара является значительно более всеобъемлющим понятием, нежели только художественное направление; и в импрессионизм он включал всю совокупность тех течений и явлений, которые дали о себе знать в Вене на рубеже веков (Климт, например, в этом смысле был для него также импрессионистом). Импрессионизм, по Бару, – прежде всего способ художественного восприятия действительности, мировидение, философия. На этой же платформе – не узкотехнической, а скорее мировоззренческой, или, точнее говоря, мировидческой, он подходил и к вопросу экспрессионизма, что, собственно, и объясняет малую конкретику его размышлений об экспрессионизме.

Итак, Бар располовинивает современное искусство на две части – импрессионизм и экспрессионизм, противопоставляя один другому. В статьях сборника он комбинирует человеческие органы чувств в качестве визуальной метафоры для точной, по его мнению, передачи сущности импрессионизма и экспрессионизма в их противопоставленности. В одной из первых статей он называет импрессионизм «глазом тела», а экспрессионизм – «глазом духа», указывая тем самым на кардинально различную «идеологическую» природу явлений. Бар видит в этом – в обращении от тела к духу – достоинство экспрессионизма и его преимущество перед импрессионизмом: «[Новое] поколение будет отрицать импрессионизм и потребует искусство, снова смотрящее глазами духа: экспрессионизм сменяет импрессионизм»³. Но по ходу развития своих размышлений Бар разочаровывается также и в экспрессионизме, и отказывает обоим направлениям, обоим способам художественной реакции на действительность в способности адекватного восприятия и воспроизведения этой самой действительности, то есть лишает их в своих метафорических конструкциях зрения. «Вместо глаз импрессионисты имеют сразу по нескольку ушей, но не имеют ни одного рта. <…> У него [импрессиониста] нет рта, он не способен сам говорить о мире, излагать законы духа. Но экспрессионист снова раздирает рот человечества, оно слишком долго покорно молчало, теперь же оно снова хочет дать свой ответ, исходящий из его духа <…> Но вместе с тем он [экспрессионизм] – все же остается только половиной искусства, но лучшей половиной. <…> Если импрессионизм сделал глаз голым ухом, то экспрессионизм делает его голым ртом. Ухо – немо, импрессионист заставлял душу молчать; рот – глух, экспрессионист не может слышать мир»⁴. Вывод, к которому приходит Бар, неутешителен: «…но и он [экспрессионизм] является односторонним, но и он отрицает часть человеческой натуры, но и он является полуправдой»⁵.

Таким образом, мы видим, что Бар на австрийской почве задал и развил этот теоретический диалог между импрессионизмом (читай: венским модерном) и экспрессионизмом, их теоретическое сопоставление и противопоставление. Но, сопоставляя и противопоставляя импрессионизм и экспрессионизм, Бар не мыслит их один без другого, они образует у него неразрывный тандем, две половины одного целого, две части одного тела (головы!), и объединить их, синтезировать ради единого и цельного искусства – невозможно. Но, надо повториться, противопоставляя их фундаментально, умозрительно, мировоззренчески и даже натурфилософски, он практически не касается изобразительной, собственно, художественной, технической стороны дела.