Человек толпы

– Страшное, пожалуй; но ничуть не опасное. Посмотрите, каждое животное спокойно следует за своим хозяином. Немногих ведут на веревке, главным образом тех, которые принадлежат к более слабым и трусливым породам. Лев, тигр и леопард разгуливают на воле. Они легко освоились со своим положением и со своими хозяевами, которые прислуживают им в качестве valets de chamber[151]. Правда, случается иногда, что природа берет свои права, что зверь растерзает какого-нибудь несчастного или удавит священного быка, но в Эпидафне подобные мелочи проходят почти незамеченными.

– Но что за страшный шум? Он слишком оглушителен даже для Антиохии! По-видимому, происходит что-то очень интересное.

– Да, без сомнения. Царь приказал устроить какое-нибудь новое зрелище: бой гладиаторов в ипподроме, или, быть может, избиение пленных скифов, пожар нового дворца, разрушение какого-нибудь прекрасного храма, сожжение иудеев, наконец. Шум усиливается. Взрывы смеха взлетают к небесам. Нестройные звуки духовых инструментов дерут ухо, рев миллионов глоток бросает в дрожь. Спустимся и посмотрим, что там такое! Сюда, осторожнее! Это главная улица, называемая улицей Тамарха. Люди идут здесь стеной, и нам будет трудно протиснуться. Они выходят из аллеи Гераклида, которая примыкает к дворцу; по всей вероятности, и царь среди них. Да, я слышу крики герольдов, возвещающих о его приближении пышным восточным слогом. Мы увидим его, когда он будет идти мимо храма Ашимаха. Спрячемся в сенях святилища; он сейчас будет здесь. Пока посмотрим на это изображение. Что это такое? О, это бог Ашимах собственною персоной. Вы замечаете, это не теленок, не козел, не сатир; он не похож и на Пана аркадийцев. Тем не менее все эти образы присвоены, виноват, будут присвоены, учеными грядущих веков сирийскому Ашимаху. Наденьте очки и скажите мне, что это такое? Что это такое?

– Господи! Да это обезьяна.

– Верно, это павиан, что не мешает ему быть божеством. Но смотрите! Смотрите! – Вон летит со всех ног какой-то оборванец. Что ему нужно? Что он говорит? О, он кричит, что царь приближается, что он в полном облачении, что он сейчас только казнил собственной рукой тысячу закованных пленников-израильтян! За этот подвиг бездельник превозносит его до небес. Слушайте! Вон идет целая толпа таких же оборванцев. Они сложили латинский гимн в честь царя и распевают во всю глотку:

Mille, mille, mille,
Mille, mille, mille,
Decollavimus, unus homo!
Mille, mille, mille, mille, decollavimus!
Mille, mille, mille!
Vivat qui mille, mille oecidit!
Tantum vini habet nemo
Quantum sanguinis effudit![152]

Текст можно перевести так:

Тысячу, тысячу, тысячу,
Тысячу, тысячу, тысячу
Мы обезглавили руками одного воина!
Тысячу, тысячу, тысячу, тысячу обезглавили,
Тысячу, тысячу, тысячу.
Да здравствует тот, кто убил тысячу!
Никому не выпить столько вина,
Сколько он пролил крови!

– Слышите вы звуки труб?

– Да, царь идет. Взгляните, народ в экстазе обожания! Идет! Приближается! – Вот он!

– Кто? Где? Царь? – Не вижу, не замечаю.

– Так вы слепой?

– Возможно. Я вижу только толпу идиотов и полоумных, которые кидаются ниц перед гигантским жирафом, стараясь поцеловать копыто животного. Смотрите! Как он ловко лягнул одного проходимца – и другого, и третьего, и четвертого. Право, это животное удивительно владеет своими ногами.

– Проходимца, как бы не так! Все это благородные и свободные граждане Эпидафны. Животное, – говорите вы; смотрите, чтобы вас не подслушали. Разве вы не замечаете, что у этого зверя человеческое лицо? Да, милый мой, этот жираф не кто иной, как Антиох Эпифан, Антиох Знаменитый, царь Сирии и могущественнейший из всех властителей Востока. Правда, иногда его называют Антиох Сумасшедший, но это потому, что не все способны оценить его заслуги. Конечно, он нарядился жирафом и старается как можно лучше разыграть свою роль, но это делается для поддержания царского достоинства. К тому же этот монарх исполинского роста, так что наряд не слишком неудобен или велик для него. Во всяком случае, можно быть уверенным, что он нарядился только по случаю какого-нибудь события исключительной важности. Согласитесь, что лишение жизни тысячи евреев – событие важное. Как величаво он шествует на четвереньках! Смотрите, его хвост несут, подняв кверху, две наложницы: Эллина и Аргелаиса. Он был бы пленителен, если бы не выпученные глаза, которые, кажется, вот-вот выскочат из орбит, и странный, не поддающийся описанию, цвет лица – результат возлияний без меры. Последуем за ним к ипподрому и прислушаемся к торжественной песне, которую он начинает петь: