— Как это при чем? — усмехнулся Тобби, откинувшись на спинку стула. — Серийные убийства совершаются уже полгода. Народ в страхе, полиция перепугана и бездействует. А потом, например, рядом с новым трупом найдут клок медвежьей шерсти.
Он сделал паузу, задумчиво глядя сквозь бургомистра, и произнес:
— Говард, страшен сам факт того, что верхушку власти в обычном человеческом городе составляют оборотни. Дружище, поверь, никто не будет разбираться в том, что вы и пальцем никого не тронули. На вас повесят все преступления отсюда до Крайних Земель — просто потому, что зверь не может не жрать. То, что вы не отбрасываете тени, выяснится очень быстро.
Говард растерянно положил вилку на кружевную салфетку возле тарелки и спросил так, что становилось понятно: он полностью переложил на Тобби всю полноту власти и принятия решений:
— И что же нам делать?
— Нам надо найти того, кто все это затеял. Найти труповода, — ответил Тобби. — Меня не покидает тревожное чувство, что все это — простая отвлекалочка. Ширма для того, чтоб спрятать какую-то очень важную вещь.
Аурика сидела ни жива, ни мертва. И сразу же ей захотелось исчезнуть, улететь отсюда, вернуться домой и никогда ничего не узнать об оборотнях и труповодах. Ей жилось бы намного легче без этого города, без липкого взгляда доктора Вернона, без бывшего министра Тобби и его ночных кошмаров.
— Я сегодня же отправлю запрос ее величеству. Попрошу прислать сюда инквизиторский отряд, так как в городе происходят события, в которых замешана магия. Что, дружище, разместишь на постой ловких ребят в серых мундирах?
— Я и дьявола лысого размещу, — с искренней признательностью промолвил бургомистр, — лишь бы все это закончилось побыстрее.
— Вот и славно, — ответил Тобби. — И еще один вопрос. Кто умер в Эверфорте месяц назад?
Говард задумался, машинально отбивая пальцами по столу северную плясовую. Наконец, он сказал:
— Большой Прокл, главный редактор «Эверфортских вестей». А что?
— Отчет о его вскрытии сгорел в архиве анатомического театра, — объяснил Тобби. — И я хочу понять, почему доктор Вернон устроил пожар, да еще с помощью артефакта.
— Вернон? — Говард махнул рукой. — Он точно ничего не устраивал. Его в ту неделю вообще не было в городе.
— То есть, ты хочешь сказать, что пожар действительно устроили ортодоксы? — поинтересовался Тобби.
Аурика невольно поежилась. Ортодоксы, кочевой народ, объявивший себя приверженцем дореформенной веры, всегда вызывали в ней внутреннюю дрожь. Когда в их городок въезжали повозки, и табор становился на постой, раскидывая разноцветные шатры и предлагая всем желающим погадать, почаровать или подковать коня, Аурика пряталась в своей комнате. Мама в детстве пугала ее: «Не будешь слушаться — отдам ортодоксам, они тебя сделают соломенной куколкой!». Она прекрасно понимала, что мама никогда не отдаст ее этим диким кочевникам, но страх ее не слушался и не желал униматься.
— Вполне вероятно, — кивнул Говард. — Они доктора Вернона просто люто ненавидят.
— Ладно, разберемся, — Тобби утвердительно качнул головой, бросил беглый взгляд на Аурику, и выражение его лица на миг стало тем же, что и в зале для вскрытия. Он был рад, что Аурика здесь, что она жива. — Жаль, что с покойной Лиззи нельзя поговорить еще раз.
Бургомистр посмотрел на Аурику, и в его глазах появился суеверный ужас. Хорошая парочка, инквизитор и некромантка.
— Почему? — спросил он. Не потому, что действительно интересовался — потому что хотел скрыть свой страх.
— Потому что мертвые отвечают лишь однажды, — ответила Аурика и сама не поняла, откуда взялись в ней эти слова и это понимание.
Ночью пришли морозы.
Черное небо было бархатным и звездным, тоненький серпик месяца плыл в звенящем ледяном воздухе, и струи печного дыма поднимались к звездам, словно некрасивые серые свечи. Дом вздрогнул всем телом, нахохлился, надвинул ниже шапку крыши, и Аурика услышала, как завозился истопник, забрасывая уголь в пасть печи.
— Значит, вампиров пока не будет, — негромко сказала она, ежась под одеялом. Аурика не могла сказать, какую природу имеет ее озноб — то ли она дрожала от того, что зима с хрустом сжала город в объятиях, то ли это был внутренний трепет, вызванный сегодняшними событиями.
И ей, и Тобби не спалось. Бывший министр расположился полусидя на своей стороне кровати — привалившись спиной к подушке, он читал «Начала натуральной философии» великого лекийского ученого Нефферта, причем в оригинале. Аурика довольно сносно знала лекийский, но никогда не рискнула бы читать написанный на нем учебник физики.
«Введение в естествознание для начинающих», позаимствованное в библиотеке, нравилось ей намного больше.
— Это не может не радовать, — усмехнулся Тобби. — Знаете, Аурика, я сегодня испугался за вас. Действительно испугался. Когда услышал, что убита еще одна девушка.
Похоже, это признание ему дорогого стоило — бывший министр был явно не из тех, кто любит рассказывать о чувствах. Чувства делают уязвимым.