Этот контакт, в ходе которого они лоббировали интересы оппозиции, был замечен: либеральные газеты тотчас же обвинили Путина в красно-коричневых симпатиях. «Мое появление у Путина легализовало меня, я уже не был исчадием ада, на мне лежало ОТК. Я опять был в Кремле. Это всех потрясло». Со своей стороны, он, до того писавший о Путине в жалостно-уничижительном тоне (похож на выпавшего из гнезда воробья, птенца, которого хочется пригреть, и т. п.), сочинил несколько не столько комплиментарных, сколько каких-то ноздревских передовиц: «Путин, налей молока ребенку!», «Путин, посмотри на Дальний Восток глазами Сталина. Посмотри на Чубайса глазами Берии. Ополосни ладони после того, как здоровался с „гориллами российского бизнеса“. Пожми руку русскому адмиралу-дальневосточнику. Обними солдата-срочника на острове Русский» (август, 2000). Особенно оценив послание ельцинского преемника Федеральному собранию, Проханов замечает: «Сберечь от вымирания народ… строгий мобилизационный проект… все это присутствует в деяниях Путина. Все это побуждает людей независимо от их партбилетов и кредитных карточек поддерживать Президента».
Впечатления от этой встречи попали — отдельной главой — в «Идущие в ночи», где Проханов впервые описывает Путина, «похожего на Андрея Болконского», говорящего о русском, имперском.
Этот первый период обольщения длился недолго. Уже осенью стало понятно, что развод новой администрации с Березовским и Гусинским — на самом деле вопрос менеджмента, а не кардинально новый политический курс. 2 декабря Зюганов на съезде своей партии проницательно замечает: «Показательная порка Березовского и Гусинского ничего не меняет. Старые олигархи заменяются новыми: абрамовичами, мамутами и Дерипасками».
По «Господину Гексогену» видно, как заинтересованность и почти влюбленность («Кто этот человек, похожий на шахматного офицера, вырезанного из слоновой кости?») постепенно превратилась в раздраженное недоумение. Подполковник сначала оказывается пустышкой, случайно перенявшей патриотическую риторику, — а затем, фиксирует Проханов, изощреннейшим паразитом, злокозненно похитившим патриотические идеи, с тем чтобы разрушать Россию с еще большей эффективностью.
Омерзение Путин стал вызывать у него именно после истории с «Курском». В официальной версии участие иностранных субмарин будет отрицаться, и этот феноменальный сговор администраций Путина и Клинтона, больше похожий на торговлю убитыми моряками, обожжет Проханова изнутри. Проведя в свое время несколько недель внутри таких лодок, он с компьютерной точностью моделирует обстоятельства атаки, антураж отсеков и эмоции людей, заживо похороненных на глубине ста метров. С этого же момента Проханов уходит в глухую оппозицию режиму «Преемника», убежденный в том, что в критических ситуациях — а то была действительно критическая ситуация, аналогичная разве что Карибскому кризису 1962 года, — это правительство будет лояльно не собственному народу, а правительству США.
Одновременно Проханов начинает упаковывать инцидент в контейнер мифа. «Курск» предстает в передовицах крепостью, подводным Соловецким монастырем, моряки — монахами, тела которых автор требует поместить «в Кремлевский пантеон».
В ноябре — как будто мало «Курска» — происходит «космическая казнь» станции «Мир»: приходит известие о том, что станция будет уничтожена через три месяца. («„Мир“ — это храм Христа Спасителя советской эпохи, и те, кто его разрушает, будут прокляты, как Каганович»; «русский космический Парфенон».) Автор передовицы призывает — за год до 11 сентября, если кому интересно — «направить падающую станцию на небоскребы Манхэттена».
Весной 2002 года рванул «Гексоген», а летом газета «Завтра» вдруг публикует длиннейшее интервью Проханова с Березовским.
«Сам по себе этот контакт казался невозможным. Эти две беседы ошеломили общественность. Как левую, так и правую. Возник какой-то вихрь, водоворот сумасшедший».
Березовский мог появляться в прохановских романах (Бернер, Зарецкий, Модельер) и колонках («Нам будет не хватать Березовского… Его запоров, приобретенных на бешбармаках Назарбаева, и расстройств, полученных на дастарханах Алиева»), но в качестве персонажа, а не себя самого.
— Кому это пришло в голову?
— Это пришло в голову мне.
— Из-за финансовых затруднений КПРФ?