Человек с яйцом. Жизнь и мнения Александра Проханова

Один из самых выдающихся советских трэйнспоттеров, он был эксцентриком не только на публике, но и в быту. С подачи отца Льва он увлекается «всеохватной йогой». По Москве ходили замусоленные ксерокопии книги «йога Рамачараки», на самом деле американца конца XIX века Аткинсона, эксперта по дешевому эзотеризму, поразившие его «метафизической задачей раздвоения личности». Что вы имеете в виду? «Джани-йога предполагала выделение из личности субстрата, который не подвластен превращениям земным. Одна часть „Я“ остается, тебя могут сжечь, пытать, ты можешь грешить, тебя могут терзать… Другая часть „Я“, астральная, может наблюдать за всем этим, оставаться свободной от трансформации жизни». Нечто подобное он проделал в «Политологе», где разделил себя на Проханова и Стрижайло: первый остался свободным, а второй был отдан на растерзание демонам жизни.

Погружение в эстетику нью-эйджа, изводом которой, по сути, была и его первая книга, и весь этот эпизод с лопасненским ангелом, достигло угрожающих масштабов к лету 1972 года. Он чуть ли не целыми днями простаивал на голове, читал Евангелия, задыхаясь от дыма горящих шатурских болот, трусил по утрам по ул. Губкина, записался в бассейн в Люблино, где познакомился с группой эзотериков, читавших книгу Брэга по диетологии, и обсуждал с ними античную философию. Вступление в этот клуб софистов стоило ему всего гардероба, потому что он стал пить только дождевую воду, ел исключительно салаты и орехи и «сбросил примерно сто килограммов»: «я был как шпага».

Однажды ему позвонили из газеты «Правда» и — раз уж вы такой многообещающий — предложили прокатиться на целину, в Казахстан, и написать очерк. Это было не то предложение, от которого отказываются, и поэтому очень скоро он уже гонял на самоходных комбайнах, трясся в грузовиках, доставляющих пшеницу на ток, и точил лясы с казахскими фермершами. Он, как всегда, дал «ярчайший, огнедышащий материал», эффектно выделяющийся среди бесцветных чопорных правдинских текстов. Это был именно что «писательский» очерк, «с обилием красочных сцен, романтическим изображением людей и машин, с философией социальных проектов, где освоение целины приравнивалось к созданию океанического флота и высадке на Луне». Пошло называть литературное произведение «аппетитным», но даже спустя 30 лет по прочтении этого очерка хочется послать курьера в булочную за свежим ситным; ничего удивительного, что редактор отдела, отправивший его в Казахстан, при встрече с молодым автором обнял и расцеловал его. Где-то на заднем плане этой сцены в «Правде», кстати, можно разглядеть Болдина, будущего гэкачеписта, который также восхищался его писательской манерой. В общем, его вторым тылом, хлебным во всех смыслах, стала газета «Правда». Кроме того, эта поездка дала ему материал для одного из рассказов — «Трактат о хлебе».

Жизнь казалась ему страшно насыщенной. «Я выпустил книгу и через это невольно соединился с полем огромного напряжения», — признается его персонаж Растокин. Впечатлений от всех этих элементов сладкой жизни было много, неудивительно, что свою настоящую вторую книгу он пишет именно об этом. Это неплохой источник сведений о его жизни в начале 70-х — хотя, конечно, сильно ретушированный в силу того, что полностью говорить некоторые вещи в то время не представлялось уместным.