Якобий опешил, выпучил глаза. Задонский так и застыл с ложкой каши в руке. Главный врач опомнился и затопал ногами:
— Наглецы! Вот позвоню приставу, и он запроторит вас в каталажку. Комиссия, делегаты? Марш отсюда!
Делегаты попятились, но Артем сделал шаг вперед:
— Зря кипятитесь, господин хороший. Тюрьмой грозите? Хватит, откричались.
Кухня полна народу, за окнами возбужденная толпа.
Якобий обернулся к Задонскому, но попечитель благоразумно ретировался.
Россохатский вспомнил о своих обязанностях:
— А ну, люди! Берите-ка этого господина под белы руки — и на тачку. Не желает добром — применим силу!
Якобий отбивался и кричал, но два дюжих молодца-санитара усадили его в тачку с картофельными очистками и обрезками капусты.
Волосатый Мокей Рябуха вывез тачку из широких дверей кухни во двор. Люди расступились, и «экипаж» покатил к воротам.
Повизгивало колесо тачки, под ногами шуршали спавшие листья. Последний выезд Якобия!
— Скатертью дорога!
— А Мокей-то, Мокей! Вот вам и молчун…
Из казенной квартиры выбежала жена Якобия и завопила:
— Вы что это, вы что? Что делаете, хамы? Отпустите его!
— Стой, Мокей, — сказал Артем. — Самодур и сам уже не покажется на глаза сабуровцам! Нужен новый администратор.
Главным врачом тут же избрали доктора Петра Робертовича Ферхмана, а в помощь ему — хозяйственную комиссию.
В земстве растерялись. Самоуправство! Но утвердили и Ферхмана и комиссию. Выдавая депутатам больницы бумагу с официальными полномочиями, сказали:
— И мы рады избавиться от Якобия! Грубый, спесивый…
В больнице все шло по-новому. Больных стали лучше кормить, более внимательно ухаживать за ними, слово «господин» исчезло из обихода, все относились друг к другу тепло, по-товарищески.
Артем радовался. Вот такую бы власть трудящихся во всем городе! Но как вдолбить меньшевикам, что только Советы смогут руководить восстанием, что сейчас дробить силы — преступление. Надо действовать сообща, как призывает Ленин.
Наконец в Харькове были созданы общая подпольная газета и Федеративный Совет обоих комитетов РСДРП. В нем три «впередовца» — Артем, Авилов, Мерцалов — и три меньшевика. Федор стремился осуществить свое, заветное: придать Совету функции рабочей власти. Впрочем, харьковские пролетарии уже сами называли объединенный штаб социал-демократов своим правительством, а полиция строчила донесения, проникнутые ненавистью и страхом:
Испугались топоров и пик рабочей милиции, боевых дружин. Постыдились бы писать! Вовсе не кочевал Совет из дома в дом, а пребывал на Сабурке — неприступном бастионе революционеров. В городе возникло двоевластие, и губернатор просит Совет:
— Включите, господа, электричество!
— Заволновались, голубчики, — торжествовал Федор. И снова охранка плачется департаменту полиции:
Охранка была права — Совет и впрямь стал хозяином половины города! События развивались быстро.
СОЛДАТЫ НЕ ПОВИНУЮТСЯ ГЕНЕРАЛАМ
Минуя часовых, а чаще с их согласия, Артем проникает в казармы. Дневальный — на страже, а Федор, в армейской шинели, — в тесном кольце солдат. Слова его падают в их души, как семена в созревшую почву.