Поравнявшись со входом в клуб «Ронни Скот», мы внезапно начали целоваться. Страстно целоваться. Я попытался вложить в этот поцелуй всю свою любовь к ней. Глаз я не закрывал, и мне хорошо видны были ее ресницы, накрашенные голубой тушью. Еще я заметил, что со времени нашей последней встречи она проколола нос. И как это мне в «Полло» не бросилось в глаза, что в ее правой ноздре теперь поблескивает крошечное золотое колечко?
– Ты просто расцвела, – сказал я ей. – Волосы блестят, глаза сияют, и грудь стала такая пышная.
– Я же просила тебя никогда не описывать мою внешность – ни мне, ни кому бы то ни было еще.
Я-то надеялся, что ее беременность освободила меня от условий нашего соглашения, но, видимо, оно все еще было в силе. Мы снова поцеловались. И в процессе я заметил, что неподалеку от нас на тротуаре сидит нищий, а возле его ног дремлет собака. Парню на вид было около тридцати – на год больше, чем мне. Встретившись со мной взглядом, он показал мне два оттопыренных больших пальца. Я положил ладонь Дженнифер на живот, но она отпихнула ее. Целоваться мы тем не менее продолжили.
– Я правда буду хорошим отцом, – прошептал я в ее холодное ухо.
– Да. Но ты стал бы ужасным мужем.
– Нам же не обязательно жениться.
– Ты уже сейчас ужасный бойфренд.
Я сказал, что люблю ее, что хочу быть рядом, когда ребенок родится, и она неожиданно вскинула руку. Я думал, она спихнет меня в сточную канаву, поближе к нищему. Но оказалось, она подзывала такси.
– Все так, – сказала постаревшая Дженнифер. – Я знала, что мне нужно бежать от тебя без оглядки.
Туфли ее теперь валялись на полу.
– По-моему, мы оба понятия не имели, что делать.
– Очень может быть, – согласилась она. Правда, теперь у нее в руке уже был мобильный телефон. Голос ее показался мне незнакомым, наверное, потому, что она разговаривала с кем-то, кого любила. – Золотко, проездной должен лежать вместе с ключами. Посмотри в карманах.
Она дала отбой, и я предложил застегнуть ей ремешки на обуви. Дженнифер сунула ногу в туфлю и поставила ее на край моей кровати. Мне ужасно хотелось сделать что-нибудь обычное – например, застегнуть пряжки на женских босоножках. Однако провернуть это с катетером в руке оказалось непросто.
– Не то чтобы я не желала твоей любви, – неожиданно сказала Дженнифер. – Скорее, я просто ее не чувствовала.
– Это неправда, – прошептал я. – Чувствовала, я знаю.
– Верно. Но мне хотелось заполучить всю твою любовь, без остатка, а этого никогда бы не произошло.
Я вспомнил портрет, который она повесила над кроватью. Тот, где мои губы были обведены красным фломастером, а рядом стояли три слова.
НЕ ЦЕЛУЙ МЕНЯ.
– Ты сбежала с моим сыном, – напомнил я, безуспешно пытаясь вставить язычок пряжки в отверстие на кожаном ремешке.
– Ты был влюблен в Вальтера Мюллера!
Начался вечерний обход. В палату вошла медсестра. Стало слышно, как вокруг кроватей раздергиваются пластиковые занавески. Как кто-то о чем-то спрашивает шепотом, а ему вполголоса отвечают. Кто-то стонет от боли, а кто-то стоически посмеивается.
– Вот что я тебе скажу, Дженнифер Моро: ты сама решила увезти нашего сына и поселиться с ним в Америке.
– А я тебе вот что скажу, Сол Адлер: мне там предложили работу. И это стало началом всего. Я только что окончила колледж. На какие деньги, по-твоему, я смогла бы содержать ребенка в Британии?
– Могла бы попросить у меня.
– Мог бы сам предложить.
– Я был с тобой во время родов?
– Нет.
Мне все же кое-как удалось застегнуть ее туфельку. Все три ремешка, пересекавших подъем ступни.
– Нашего сына зовут Айзек. Верно?
– Верно.
Я повернулся к ней спиной и натянул на голову белую простыню.
Телефон снова зазвонил. Кажется, человек на том конце провода нашел ключи, но проездного с ними не оказалось. Дженнифер рассмеялась и произнесла без особой надежды: «Солнышко, спроси у отца, хорошо?» Я понятия не имел, что происходит. Такая любовь была мне совершенно незнакома. И я прикоснулся к ушам, словно бы не желал, чтобы в меня проникла хоть капля этой неизвестной мне, звучавшей в голосе Дженнифер любви.
6
Среди прочих призраков, бродивших по больнице на Юстон-роуд, меня навещал и призрак Луны Мюллер. Физической формы у него не было, но я чувствовал, что Луна где-то поблизости. Быть может, ей снова мерещились волки и ягуары и нужен был кто-то рядом? Мне слышно было, как часто она дышит, будто только что танцевала или убегала от кого-то. И я все думал, интересно, добралась ли она до Ливерпуля? Узнала ли, что Пенни-лэйн находится в квартале Моссли-хилл, где выросли Джон и Пол? И что названа эта улица в честь Джеймса Пенни, купца и владельца рабовладельческих судов, выступавшего против аболиционизма в Британском парламенте? Любопытно, как к этому отнеслась Луна из ГДР?