Человек из раньшего времени

– Товарищи! От лица коммунистической партии большевиков призываю вас к неповиновению Временному правительству и верховному главнокомандованию! Вас отправляют на смерть! Страна находится в глубочайшем продовольственном кризисе по причине снабжения фронта, а все снабжение продолжает разворовываться чиновниками и командирами! В такой обстановке, в нарушение данных ранее обещаний, правительство готовит для нежизнеспособной и небоеспособной армии испытание, которое она не сможет вынести – июньское наступление! Это смерть армии и как следствие страны! Пока не поздно – поверните оружие против эксплуататоров, одумайтесь, прервите это безумное кровопролитие! Пролетарская революция в любую секунду протянет Вам руку помощи, – и, широким жестом руки, бросил в толпу кучу какой-то бумаги.

Бубецкой стоял поодаль от собравшихся и выступавшего видел с трудом. Он хотел было крикнуть и привлечь чье-то внимание, но голос предательски изменил ему – то ли морфий, то ли алкоголь были виноваты в этом. Вмиг выступавший замолчал и вновь вскочил в вагон. Проводник показался на его месте. Взмахнув жезлом, он подал сигнал машинисту, и поезд с характерным звуком тронулся с места. Все продолжалось буквально секунды – так, что Бубецкой даже не мог понять, наяву ли это или только кажется ему под действием наркотического препарата. На ватных ногах он добрел до своей комнаты в штабе и снова потерял сознание в объятиях Морфея.

Глава семнадцатая. «Мятеж»

…Сын казака, казак…

Так начиналась – речь.

– Родина. – Враг. – Мрак.

Всем головами лечь.

Бейте, попы, в набат.

– Нечего есть. – Честь.

– Не терять ни дня!

Должен солдат

Чистить коня…

М.И. Цветаева, русская поэтесса

– Да, господа… Картина складывается удручающая! На фронте, в ставке присутствуют два правительственных комиссара и два уполномоченных. Здесь же находится командующий. И при всем при этом здесь же появляется Ленин и ведет свою большевистскую пропаганду! Ленин! Под носом у такого числа чиновников и офицеров! В отсутствие боевых действий, в обстановке полнейшего спокойствия! Как прикажете это понимать?!

Корнилов расхаживал по кабинету взад-вперед, заложив руки за спину и гневно вопрошал по поводу случившегося накануне. То, что еще вчера казалось Ивану Андреевичу всего лишь наркотической галлюцинацией, оказалось суровой правдой жизни. Поначалу упреки генерала носили риторический характер и были обращены в пустоту, под своды высоких кабинетных потолков. По мере развития его речи он все больше обвинял в случившемся комиссариат, которому нечего было ответить.

Анисим стоял, потупив взор. Он осознавал свой промах, который, кстати говоря, касался больше личных отношений с Бубецким, но никак не политического его портрета. Ему было стыдно перед Иваном Андреевичем, и вдвойне неприятно от того, что он вынужден был выслушивать упреки царского генерала, враждебного ему и по духу, и по взглядам на жизнь.

Савинков еще качался, не до конца отойдя от принятого на грудь накануне. По мнению Бубецкого, горше всего должно было быть сейчас ему, потому что именно он был приставлен, как сам выразился, «присматривать» за генералом, от которого сейчас получал на орехи. Думал ли так же сам Савинков – загадка.

Бубецкой внимательно смотрел за телодвижениями генерала и хотел было ему парировать, но счел, что поскольку собаке, лающей на тебя на улице никто не уподобляется, лучше промолчать. Варвары в кабинете главнокомандующего не было – она отдыхала после бурной ночи в объятиях Анисима Прохоровича.

Корнилов же все не унимался:

– Что это значит, господа?! Завтра Ленин явится сюда уже не ночью, а днем, и начнет здесь разводить свою мерзостную немецкую пропаганду. Вы не хуже меня знаете его опасность. Большевизм там или меньшевизм – по мне, все одно. А вот то, что он немецкий шпион, и в условиях военного времени подлежит безоговорочному расстрелу, это куда серьезнее! Мы готовимся к наступлению, а он проникает в самое сердце действующей армии с целью разведать ее секреты, дестабилизировать обстановку внутри нее или чего хуже организовать диверсию…

– Полагаю, Лавр Георгиевич, Лениным двигают несколько иные цели, – не удержался Бубецкой. – Насколько я могу помнить, пребывание его здесь было очень кратковременным для реализации тех стратегических задач, о которых Вы говорите…

– Вы меня еще поучите! – рассвирепел Корнилов. – Проморгали, прохлопали, а теперь оправдываться!

– И в мыслях не было.

– Что?!

– Мы не военная контрразведка и не можем сновать туда-сюда по линии фронта, чтобы следить за тем, кто из недругов действующей власти вступает в контакты с солдатами.

– В чем же, князь, в таком случае Вы видите свою задачу?