— А я и не знал, — удивился Матфей. — Он сам тебе рассказал об этом?
— Иоанн нам рассказывал, — сказал Филипп. — Большой Иоанн, Креститель.
— Никогда бы не подумал. Я считал, что он… ну, как бы сторонник целибата.
— Сторонник чего? — переспросил Симон. — Не понимаю я этих мудреных словечек.
— Сторонник того, чтобы наилучшим образом использовать свои природные инстинкты, — ответил Матфей. — Слово «любовь» имеет два смысла, но нас, похоже, заботит только один из них.
Симон хмыкнул:
— Сказать вам, что я думаю, парни? Я думаю, все эти дела продлятся недолго. Год, самое большее — два. Почему недолго? Да потому, что он почти стремится наживать врагов. Я имею в виду фарисеев, любителей умывать руки. Фарисеи — люди важные, с большим влиянием. Вы только вообразите, что было бы, если бы он приехал в Иерусалим и стал распространяться, будто фарисеи — плохие ребята. Да они бы его живьем съели, друзья мои. И нас в придачу.
— А мы что, разве в Иерусалим собираемся? — удивился Иаков. — Я даже и не помышлял о таком. Надо же — Иерусалим!
— Придет пора, услышим и об этом, — сказал Андрей. — Всему свое время.
Наступила тишина, достаточно продолжительная, чтобы сидевшая где-то рядом сова успела несколько раз ухнуть. Затем Иоанн смущенно спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
— А что вы на самом деле о нем думаете?
— О, он особенный, — отозвался Симон. — Я хочу сказать, мы ведь все видели, на что он способен. Он из тех особенных людей, которых называют Сыны Божьи. Вроде Моисея, царя Давида или Самсона. Надо быть круглым дураком, чтобы не захотеть следовать за ним. Я хочу сказать, что, помимо того, что он делает, имеет смысл и то, что он говорит. А вообще, если хотите знать, все это — настоящее приключение, — сказал он, потягиваясь. — И вам, молодым, никакого вреда от него не будет. Иоанн, подложи-ка хвороста в костер, а то становится прохладно. Мы с Матфеем посторожим часа два, а потом нас сменят Андрей с Филиппом. Нужно, чтобы было немного по-военному. Вокруг враги, как я говорил. Мне раньше приходилось бывать в этих местах. Веселые типы здесь бродят.
На рассвете, когда Иаков и Иоанн сидели у догорающего костра и размышляли, как бы поделикатнее разбудить своих товарищей, они заметили какого-то человека, который шел в их сторону. Это был мужчина средних лет, с озабоченным и печальным лицом. По причине утренней прохлады он тщательно кутался в плащ из крашеной ткани. Увидев Иакова с Иоанном, мужчина поприветствовал их взмахом руки, споткнулся, но удержал равновесие. Подойдя, он заговорил, переводя взгляд с одного на другого:
— Это ты, господин? Ты и есть тот самый? Или, может быть, это ты?
— Тот, который тебе, скорее всего, нужен, еще спит, — ответил Иаков, показывая большим пальцем назад. — Но ты можешь сказать нам, зачем он тебе.
— Меня зовут Иаир. Я начальник здешней синагоги. Правду ли говорят, что он исцеляет больных и изгоняет демонов? И правда ли, что он может воскрешать мертвых?
Иоанн и Иаков невольно вздрогнули, пораженные подобным предположением. Прежде им и в голову не могло прийти, что кто-то может воскрешать мертвых. Их с детства приучили верить, что если человек умер, то это навсегда, да и здравый смысл подсказывал то же самое. Тут они увидели, что Иисус, уже проснувшийся, опрятный и причесанный, сидит рядом, грея руки у почти погасшего костра. Иисус заговорил так, будто был знаком с этим человеком и давно поджидал его:
— Что случилось, Иаир?
— Это ведь ты, господин, правда? Ох, учитель, я слышал, что ты…
— О чем ты, Иаир?
— У меня есть дочь, ей всего двенадцать… Она тяжело больна. Она умирает! Я даже думаю, что она, быть может, уже… — Иаир зарыдал.
— Далеко твой дом? — спросил Иисус.
— Меньше мили. К югу отсюда, по главной дороге. Ох, учитель, если бы ты смог… Если бы ты смог хотя бы…
— Посмотреть, есть ли какая-нибудь надежда? Конечно, конечно. Иоанн, Иаков, позовите остальных.
Казалось, Иисус горел желанием взяться за дело. Возможно, Симон был прав, и времени у него действительно оставалось мало.
Когда они подошли к великолепному саду рядом с красивым домом Иаира, Матфей сказал Симону:
— Они наверняка накормят нас завтраком. Я готов позавтракать чем угодно, но только не рыбой. Хорошо бы съесть кусок жареного мяса со свежим, еще дымящимся хлебом.
— Здесь, кажется, нет таких, кто был бы в настроении готовить завтрак, — заметил Симон. — Ты взгляни на них.
Сад был наполнен рыданиями: у дверей дома рыдала семья, поодаль рыдали слуги. Громкие причитания перекрывали похоронную музыку барабана и флейты. К Иаиру подошел домоуправитель. По его пухлым щекам струились слезы. Заламывая руки, он простонал:
— Она угасает, господин. Ей уже ничем не поможешь.
Иисус очень решительно поднял руку и крикнул:
— Прекратите этот шум! Девочка не умерла. Она просто спит.
Седобородый насупленный слуга в зеленом халате — вероятно, садовник — столь же решительно подошел к Иисусу и сказал:
— Ты кто такой, чтобы являться сюда со своими дурацкими шутками? Мы то ее видели, а ты нет. Уходи прочь!
— Как тебя зовут? — спросил Иисус, улыбнувшись.