Чеченский след

Полевой командир Мамед Бараев был интеллигентным человеком. Одно время он жил в Москве постоянно, это было не так уж и давно, но сколько в его жизни с тех пор изменилось… В Москву он приехал тогда учиться, поступил в МГУ на философский факультет. Не сам, конечно, поступил, а с помощью влиятельного дяди Гасана, в ту пору работавшего в министерстве. Дядя принял племянника у себя в шикарной квартире, подумал и определил:

— Нечего тебе самому толкаться, в хороший вуз ты все равно сам не поступишь, чего время терять… А плохой нам не нужен. У меня есть знакомые в деканате философского факультета МГУ, так что быть тебе философом.

— Зачем — философом? Профессия больно какая-то…

— Балда, — ласково сказал дядя, отхлебывая коньячок из стакана, — это ж кузница партийных кадров… Есть еще истфак, но знакомые у меня только тут. Так что не привередничай. Ты себе представляешь, какую ты потом карьеру можешь сделать, при живом дяде?

Это были восьмидесятые годы. Так и случилось, что имел в результате Мамед Бараев диплом философа… Где теперь вся эта философия? Что от нее осталось? Все жизнь вытеснила. У жизни своя философия. Тем не менее в душе сохранилось теплое чувство к Москве — что-то вроде легкой ностальгии по студенческим годам.

Иногда в одном человеке совмещается так много, думал он, катя по Москве на собственной черной машине с шофером и сопровождающими. Москва, с тех пор как видел он ее в последний раз, тоже изменилась. Под Европу косим, усмехнулся он, витрины блестящие, плиткой тротуар выложен перед каждым магазином в центре… Раньше Москва нравилась ему больше: уютные дворики, тишина, ходить безопасно… Никто и не посмотрит, чеченец ты или нет.

Вот, например, Иван Грозный, продолжал размышлять Мамед, проезжая по Тверской улице, мимо Макдоналдса, в сторону кремлевских башен, глубоко религиозным был человеком, что не мешало ему жестоко убивать направо и налево. И кто может точно знать, был он прав или нет? Ему надо было управлять государством, держать всех в страхе и подчинении, а тут без жесткой и карающей руки не обойтись. Кому, как не Мамеду, это и знать? С другой стороны, если бы жизнь Мамеда не повернулась пять лет назад определенным образом, может быть, так и остался бы он бизнесменом средней руки с хорошим образованием.

Окончив свой философский факультет, Мамед поосмотрелся, выбирая себе дорогу в жизни. Времена тогда были самые благоприятные — перестройка, много чеченцев на видных постах, кругом свои, до любого из них можно было достать через одного-двух знакомых или дальних родственников. Сила малых наций, понимал Мамед, в том, что они держатся друг за друга, везде своих проталкивают. А русские привыкли, что их много, — десятком больше, десятком меньше, какая разница… И каждый особняком, сам свою жизнь устраивает. Вот потому они и будут всегда проигрывать, ушами хлопать да удивляться: почему на ключевых постах сплошь чужие лица?

Дядя Гасан, заблаговременно предвидя перемены в государстве, как и положено хитрому восточному человеку, ушел с поста в министерстве на заслуженную и немаленькую пенсию и занялся сомнительными делами, приносящими вполне ощутимые барыши, — проще говоря, ушел в мафию… Ну и Мамед пошел в общем-то за ним.

По специальности Мамед, конечно, не работал, хоть и знал хорошо язык и втайне мечтал о работе переводчика… Но как человек практичный, понимал, что взрослый мужчина должен зарабатывать деньги, а не заниматься тем, что ему нравится.

Подумал, посоветовался с дядей — и решил заняться бизнесом, частным предпринимательством. Решил — и готово дело, оказался в скором времени единоличным хозяином автосалона. Поначалу дядя ему очень помогал, с людьми познакомил — начали они с нелегальной торговли крадеными машинами, переправленными из Польши, а потом пошло… Что касается начального капитала, — как ни странно, родственники приняли в Мамеде большое участие. Приезжал старший брат, разведал, что да как, покрутил носом, а потом неожиданно ссудил Мамеду крупную сумму на обзаведение. Мамед знал, что брат его крутит какие-то совсем уж темные делишки, но от денег, заработанных таким путем, отказываться не стал — деньги не пахнут…

Так Мамед и жил — сперва родственники его поддерживали, потом он родственников — отсылал на родину время от времени небольшие суммы, женщинам украшения, мужчинам подарки… Так было принято. И даже когда дядя его Гасан стал сватать ему несимпатичную внучатую племянницу Дину, Мамед особенно противиться не стал. Родственники хотели, чтобы он был женат на своей, на чеченке, — так тоже было принято. Мужчина он был уже зрелый, самое время было обзавестись семьей, по русским барышням Мамед уже погулял, да жена тому не была бы помехой — женился. Среди достоинств Дины было то, что она была особенно молчалива — редкое качество для жены. А красота тут необязательна…