Чеченские рассказы

Когда заходил разговор о сложной обстановке в Чечне, майор кривил испитое лицо и многозначительно говорил всегда одну и ту же фразу:

– Да… это не Афган, конечно…

Сосновников любил выпить, то есть к тому времени, когда я его застал, он уже фактически спился. У него бывали запои прямо в штабе.

Тогда он выходил из кабинета только по стеночке в туалет. А когда запой случался не в служебное время, Сосновникова видели в кафе и в магазине. Он был одет в бушлат (с покосившимися майорскими звездами) на голое тело. Раз, зимой, Сосновников в таком виде почти час простоял у стелы погибшим героям на территории части.

Наискось летела снежная морось, голова майора сделалась от нее седой, по лицу его лились слезы, или это был таявший снег.

– Вот почему так бывает? Как только зайдешь на территорию этого батальона гребучего, хочется выпить стакан водки?

Я не знал, что ответить. Мне тоже не особенно комфортно было среди мрачных казарм, склада ГСМ и плаца, где солнечное утро в разгар весны забивает и душит гнетущая барабанная дробь развода.

– Вот так терпишь-терпишь несколько дней, а они-то накапливаются…

– Кто они?

– Стаканы…

Рабочий день Сосновникова проходил так.

Майор сидел за столом. Непрерывно сидеть, уставившись в одну точку, он мог необычайно долго. При этом Сосновников имел начальствующий вид.

Солдат-компьютерщик что-то распечатывал на раздолбанном принтере, я за соседним столом изучал объяснения и протоколы допроса; знал я все содержание этих документов уже наизусть. Казарменный запах пота и ваксы проникал и в помещение штаба, звуки были гулкими, как в туннеле, постоянно проходила информация о том, что командир то уехал, то, наоборот, приехал в часть; а нервы в армии и так всегда на пределе. Было невыносимо скучно и в то же время тревожно. Вдруг

Сосновников вставал и стремительно выходил из кабинета.

Через десять минут резко открывалась дверь.

– Кроссворды п…датые на боевой листок выменял! – довольный удачной сделкой, а еще больше возможностью убить хоть немного времени,

Сосновников снова садился за стол и сидел за разгадыванием головоломок минут сорок.

Когда звонил телефон, майор неспешно брал трубку. Грозно произносил свою фамилию, потом орал и матерился в трубку. Закончив разговор, он с чувством полного самоуважения напевал себе под нос: давай за нас та-да-да-да-да-да… – искал взглядом меня, требуя моральной поддержки, и я, бывало, малодушно улыбался ему.

Когда кроссворды надоедали Сосновникову, он лихо отдавал бойцу громкую, как перед строем, команду:

– А ну-ка… чайку организуй!

И мы пили чай. Разговор у Сосновникова заходил всегда о выслуге, которая у него уже была, но нужно было для увеличения пенсии еще что-то там немного отслужить.

Потом Сосновников снова сидел неподвижно.

Словно неутомимый атлант, майор поддерживал морально-психологический дух войск. Со стороны он и в самом деле походил на изваяние.

В конце апреля, когда уже заканчивался срок моей двухгодичной службы, в кабинет влетела Маша Максудова – библиотекарь и любимица всей бригады. Она тут же распахнула окно и запустила в кабинет весну.

– Димочка, привет! (Сосновникова звали Дмитрием.) Я к тебе, Димочка!

– Привет, ласточка.

Мы втроем пили чай, но беседа велась только между старыми приятелями.

– Как Зинуля?! – спросила Маша майора, как я понял, о жене.

– Что ей сделается, – отвечал он неохотно.

– Как вообще поживаешь, Димочка?!

– Думаю переводиться в бригаду, на вышестоящую…

– Правильно, ты человек способный.

– Может, сухим буду приходить…

Максудова заговорщицки улыбалась, – знаю, мол, твою “сухость”, – но не продолжала разговор на эту тему. Будучи в легком романтическом настроении, надышавшаяся терпкого майского воздуха, она, наконец, задала Сосновникову философский вопрос:

– Дима, а что ты больше всего-всего хочешь в жизни? Ну, какая у тебя мечта?

Майор долго молчал.

Так долго, что Максудова даже зажмурилась от предчувствия чего-то необыкновенно прекрасного.

– В Сочи хочу съездить. Ни разу не был, а под боком ведь.

Весна 2003

Неожиданный поворот

1

– Саша, оставь ты ребенка в покое. Это ты хотел быть офицером, а не он! Ты говоришь… ты вспомни… и тогда это были уроды, и тебе челюсть кто, старлей сломал? А сейчас это вообще дебилы и наполовину уголовники! Я это не понаслышке знаю. Я и тогда, и сейчас служил.

Да, тогда хоть отдаленно это на людей было похоже…

– Нет, Мишка, я уже завелся. Ты мне этого не говори. Он же не в пехоту пойдет, а будет шифровальщиком (!). Будет в особом отделе или в штабе…

– Каком штабе! В штабе свои дети есть. А твой, сын сварщика, попадет на Колыму, командиром взвода связи, туда, где три дома последних еще не завалились, а оттуда – в командировку. В лучшем случае – на

Сахалин. В худшем – в Республику Чечня!

Они сидели на кухне и пили пиво. Старинные часы с кукушкой показывали полночь.

2

– Сначала я хотел в военное училище, а теперь хочу в институт.

– Ты сам хотел в училище или это папа хотел?

– Не знаю.