— Ты, Костров, простой, конечно, как три рубля, — качает головой Хаблюк, выслушав мою историю. — А если я его подельник? А ты мне вот так берёшь и всё выкладываешь.
— Ну, а что мне делать, просто пойти заявление написать? Вы мне уже помогали, показали себя честным и порядочным человеком.
Он демонстративно закатывает глаза и качает головой.
— Ну, и потом, — усмехаюсь я, — вы же не хотите в будущем остаться без зятя.
— Чего? Да вас там, как мух над кучей навоза. Не ты, так другой. Кто-нибудь да найдётся. И я, знаешь, так тебе скажу. Не теряй ты время с дочей моей. У ней ещё детство в жопе булькает, так что она тебя только для коллекции держит. И остальных тоже.
— Это она так сказала?
— Да чё мне говорить-то? Я не вижу, по-твоему? Нравится ей, когда стаями вокруг кавалеры вьются. Сам что ли не сечёшь? Ладно, это к делу не относится. Поедем сегодня к дружбану моему.
— Что за дружбан?
— Прокурор. Устраивает тебя?
— Устраивает… наверное… Просто, чтоб понимать спросил.
— Ну, и всё, тогда, — недовольно обрубает он. — Ему всё расскажешь и после этого уже решать будем. Но чтоб больше никому. Кто ещё знает? Дружкам растрепал своим?
Я не отвечаю. Мне не нравится, что никто больше об этом не знает, а я оказываюсь во власти Хаблюка и какого-то якобы прокурора. А может, у них здесь мафия и все друг с другом повязаны? Хотя, как говорится, потерявши… чего, голову что ли, да. Потерявши голову по волосам не плачут…
— Чё пригорюнился? В семь часов, чтобы был у меня дома. Ясно? И не трепись ни с кем! И джинсы мои принеси уже.
До семи времени ещё дофигища, но я решаю пойти к нему домой уже сейчас. То, что он мне сказал про Вику, осознавать, конечно, неприятно, но, боюсь, не далеко от истины. А, стало быть, нужно немного перенять её же собственный опыт и дав заглотить наживку, держать леску натянутой, пока она не обессилит. А потом… хоба! И подсечь!
— Решил всё же меня осчастливить? — сердито спрашивает Вика, открывая дверь. — Истосковался по Катюше своей захотел на моём плече поплакать, да?
— Перестань брюзжать, как старая сварливая жена, — говорю я. — Я, кстати, тебя во сне видел.
— Ну надо же, удивил. Кто меня только не видел. И что же я делала?
— Называла себя идиоткой, потому что вышла замуж за Цепня.
— Чего-чего? — выглядывает из гостиной Луткова.
— Войти-то можно?
— Заходи уже, раз пришёл, — отступает Вика, ожидая продолжения истории.
— Держите, я «Забаву» вам купил.
Я протягиваю шесть брикетов мороженого. Его делают на новой итальянской линии, поставленной на хладокомбинат. Рецептура собственная, поэтому получается и технологично и вкусно.
— О! — восклицает Наташка Луткова и сразу хватает одну упаковку. — Здорово!
— Ну, и что там я ещё тебе сказала, в сне твоём? — скептически спрашивает Вика.
— Слушай, я не буду говорить, а то ты и так на меня злишься. Жалела, что с Цепнем связалась. Год, сказала, прожили и всё. По бабам он бегал.
— Ага, молодец, классно придумал, — усмехается она. — Скажи ещё, что по залёту за него выскочила.
— Не скажу, — усмехаюсь я, — раз ты и сама знаешь. Скажу только, что тебе было пятьдесят семь и ты выглядела ещё очень даже ничего. И тут, и тут, и вот тут.
Я провожу никулинским жестом перед лицом, а потом изображаю окружности в районе груди и попы. Луткова ржёт. Да и Вика тоже улыбается.
— Ты, значит, у нас теперь на старушек шестидесятилетних возбуждаешься, да? — усмехается она.
Сама ты старушка, бестолочь. В шестьдесят у людей только жизнь начинается.
Вика приносит блюдца и мы сидим за столом и лопаем мороженое.
— Ну, и как ты объяснишь свой прогул? — спрашивает она. — Ты почему не приехал вчера? Тебя все ждали!
— Кто? — усмехаюсь я. — Ну, допустим, один человек, насколько мне известно, действительно ждал. Но это не ты.
— И кто же этот человек? — спрашивает она, а Луткова поджимает губы.
— Не ты, — пожимаю я плечами.
— Ну, а кто тогда?
— И явно не Игорёк.
— Блин, Костров, ты заманал, — хмурится она. — Я обиделась, между прочим, а сейчас серьёзно тебя спрашиваю. Почему ты не поехал? У нас, вообще-то, весело было.
— Ну и забей, Вик. Было весело, вот и хорошо, а мне не было, поэтому я и не поехал, чтобы никому настроение не портить. Вот и всё.
— А на дискотеку значит пошёл, да?
— Пошёл, ага, вот видишь?
Я встаю, обхожу стол и встаю между ней и Наташкой и показываю сбитые костяшки на правой руке.
— Понимаешь теперь, почему я не приехал? Ну, не дуйся. Ну, как тебя развеселить?
Я кладу ей руку на затылок, быстро наклоняюсь, и чмокаю в губы. Чмок и всё. Всё так быстро случается, что она даже сообразить не успевает.
— И ты, Наташ, тоже не обижайся, — смеюсь я и подаюсь к ней.
Но Луткова реагирует живее и не даётся, отворачивается, так что я утыкаюсь ей в ухо, но тут же чмокаю в незащищённую шею, туда где шея соединяется с ключицей. Утыкаюсь и чуть-чуть задерживаюсь. Смотри, Наташка, лучше б в губы чмокнул. По её телу пробегает электрический разряд, она аж охает.
— Ну всё, мир? — весело спрашиваю я и возвращаюсь на своё место напротив девчонок.
— Костров!!! — кричат они, но не зло, а весело и даже… игриво, что ли.