Я аккуратно её разворачиваю лицом к себе. Она наклоняет голову, чтобы я не видел лица, но я замечаю капельку, падающую вниз. Ну вот… Разбил цыплёнку сердечко. Нет мне за это прощения… Я привлекаю её к себе и обнимаю.
— Ну посмотри, ты же выше меня.
— Нет, мы одного роста, — всхлипывает она.
— А каблуки?
— Плевать…
— Натуль, ну глянь на меня. Я ведь тебе не подхожу.
Правда, не подхожу.
— Когда пройдёт влюблённость ты будешь жалеть. Возненавидишь меня.
— Откуда тебе знать? — шмыгает она носом. — Не буду!
— Откуда? А разве ты не видишь, что я знаю то, чего не знают другие. Я в будущее могу заглядывать.
— Дурак! — говорит она, и её плечики начинают дрожать. — Болтун!
— И болтун, и выпить не дурак, а теперь вот и подраться. Ты меня не знаешь! Поверь, я не подарок.
— А Вика? У неё такой же рост, как у меня.
— Вика как дикая роза, она не даст себя в обиду, а ты нежная фиалка…
— Сам ты фиалка! — сердится она.
— Ну, орхидея…
— Балбес!
— Ну вот, кажется, начинаешь понимать… — усмехаюсь я.
— Ты даже не представляешь, насколько больно мне делаешь…
— Поверь, если бы я решился обмануть тебя и прикинуться тем, кого ты себе вообразила, а соблазн очень велик, потому что ты действительно прекрасна… Так вот, если бы я сейчас воспользовался твоей влюблённостью, потом тебе было бы намного больнее.
— Откуда ты это знаешь?
— Я много чего знаю. Знаю, что тебе нужен хороший и добрый мальчик из хорошей семьи, с хорошими данными. Он папе должен понравиться.
— Ты ему понравился… — шепчет она.
— Не ври мне. Сто процентов, тебе рекомендовали меня больше не приглашать.
— Как… как ты узнал?
— По глазам твоего родителя… Ладно, скажи лучше, ты придёшь завтра за меня болеть?
— Да, — тихонько говорит она.
— Это ещё что такое? — звонко и над самым ухом слышится резкий голос директрисы. — Вообще уже обалдели?
— Алевтина Ивановна, — отмахиваюсь я. — У нас разговор серьёзный. Дайте договорить, вы же проницательный человек и понимающий. Педагог со стажем. Идите к себе, мы заканчиваем уже.
— Костров! — мощно, как орган, выдыхает она.
— Ну, правда. Ещё минута и всё.
— Возмутительно! — восклицает директриса и, на удивление, не добавив больше ни слова, уходит вдаль по коридору.
Наташка отстраняется от меня. Из глаз её капают слёзы, а на губах появляется робкая улыбка. Будто слепой дождик…
— Я думала, сейчас родителей вызовет.
Я беззаботно машу рукой.
— Ну что, мир?
Она, вздохнув, кивает.
— Дружба, жвачка?
— Чего?
— Мир, дружба, жвачка! Новый лозунг ЦК ВЛКСМ, не слышала что ли?
— Ой, — хлопает она меня по плечу. — Болтун. Пошли, а то директрису удар хватит.
На спине моей самбовки Юрик с пацанами чёрной шариковой ручкой нарисовал летящий «запорожец», а над ним красивым полукругом вывел «ЧЕБУРАШКА» и «СССР».
— Пипец, пацаны! — восхищаюсь я. — Вы, Глазуновы, в натуре! И Энди Уорхолы! Как вы так смогли-то⁈
— Ради другана, чего не сделаешь, — с гордостью пожимает плечами Юрка. — Надевай. Теперь точно победишь! Слушай анекдот, кстати.
— Въезжаешь? — спрашивает сквозь смех Юрик.
— Въезжаю, брателло, — серьёзно отвечаю я.
— Вот, и молодец!
Заходит физрук с бинтами.
— О, ты чего не одет ещё? Давай. Мандражируешь?
— Нет, — вру я, прыгая на месте. — Я одет, кстати, пойду в шортах.
— Ты чё, мы же решили…
— Не. Так, пойду.
— Мы чё, зря рисовали? — расстраивается Юрик.
— Не зря, Юр, на плечи накину и выйду в ней, чтоб все увидели. А биться буду в шортах. Давай, Глеб Алексеич, мотай.
Заходит Миха Зайцев.
— Ну, чё, боксёр? Готов разорвать Цепня?
— Ага, — киваю я. — Готов.
— Адреналин идёт?
— Идёт, Миха, идёт. Сколько там бабла?
— Да, какая тебе разница? Потом узнаешь.
— Говори, — настаиваю я. — Чтобы больше адреналинчику.
— На тебя сто восемьдесят, на Цепа триста семьдесят, — пожимает он плечами.
— А ты на кого поставил?
— На тебя, на кого ещё-то?
— Ну, и всё, — говорю я, разминая шею. — Значит удвоим свои вложения, правильно?
— Точно, Чеба, базара нет. Юран, давай двигай, там объявлять уже надо.
Юрик старается будь здоров. Он глава оргкомитета и продумал всё от и до. Ну, я кое-что подсказал, конечно. Я-то в жизни повидал поединков. Я стою перед дверью в спортзал. Юрка, что-то выкрикивает, а толпа зрителей реагирует шумом. Наконец раздаётся дробь пионерских барабанов. Это знак. Надо выходить.
— Не ссы, — хлопает меня по спине Миха.
— Не паникуй, — серьёзно кивает физрук. — Холодная голова и максимальное внимание. Ты всё знаешь, всё умеешь. Давай, пошёл!
Он тоже хлопает меня по спине и открывает дверь. Я делаю шаг и переступаю порог. Назад пути нет и я сам этого захотел. И всё ещё очень хочу сейчас.
Барабаны выбивают дробь, кто-то дует в пионерский горн и получается похоже на боевой клич слонов. Я спокойно и уверенно иду на ковёр. Ринга у нас нет, просто ковёр. И так нормально.