Капитана Витю Шерстнёва запихивают в «бобик» и увозят восвояси, а меня с родителями приглашают на разговор. Завтра, не сегодня. Придётся, кажется, воспользоваться своими возможностями, чтобы товарищи не раскручивали факт, что я их надул с иконой. Теперь-то уж скрыть Чебурашку не удастся.
Подбегает Катюха и бросается мне на шею.
— Спасибо, Тёмочка, — шепчет она, заливаясь слезами. — Спасибо, миленький…
Переволновалась бедная.
— Катюш, да ты что, какое ещё спасибо, глупая. По другому-то разве ж могло быть? Главное, всё хорошо, так что теперь не пропадём. Теперь заживём, да? Ну всё-всё, не плачь!
— Этот Альберт пришёл и сказал, — мотает головой Катя, — что с тобой что-то страшное случилось, что тебя скорей выручать надо!
— Кать, ты что, меня выручать помчалась?
— Ну, конечно!
— А что конкретно случилось, он сказал?
— Да, сказал, тебя менты схватили без прав, и надо от них откупиться, взятку им дать. Мы побежали через дворы, там стояла «Нива» вот эта, а за рулём тот, Зарипов. Ну, он сказал сесть в машину и повёз на склад…
— Вот суки!
Я сжимаю кулаки.
— Катюш, ну, теперь всё уже позади. Спасибо тебе, что бросилась меня спасать, но этому козлу верить вообще нельзя!
Подходит Хаблюк и мама забирает Катю.
— Товарищи, — громко говорю я. — Хочу вам заявить, что без помощи сержанта Хаблюка Ивана Денисовича, у вас была бы сегодня куча трупов. Иван Денисович, спасибо тебе дорогой за беззаветное служение Родине и неукоснительное выполнение долга!
— Чё, чё ты начинаешь-то? — вдруг смущается он и получает одобрительные похлопывания по плечу и беззлобные смешки коллег. — Иди сюда, скажу кое-что.
Я подхожу ближе.
— Мужик этот из «Москвича», Валентин…
Всё веселье, лёгкость и радость сразу пропадают. Валентин заплатил своей жизнью за меня и Катю, хотя не должен был, это уж точно. И вина за его смерть лежит исключительно на мне. Тащить его туда не имело никакого смысла…
— Живой он, — кивает Хаблюк. — Повезло, что не в башку стреляли, а в грудь. Хотели, видать, машину забрать, чтоб кровищи поменьше. В общем, увезли в областную.
— Дядя Хаблюк, дай тебя обниму!
Я хватаю его и крепко сжимаю в объятиях.
— Э! — отбивается он. — Ты меня с Викой спутал! Отвали, Чебурашка!
— Дядя Хаблюк! — понижаю я голос.
— Ты чё борзеешь, шкет! — возмущается он, но звучит это до удивления по-дружески, без вызова и наезда.
— Помоги, а? Я хочу, когда всё закончится, машину забрать. Ваши ведь её в лом сдадут.
— Так ты же её сам и расхерачил!
— Выбора не было. Но сам расхерачил, сам и восстановлю. Может, опять дядя Валя поможет, когда выкарабкается.
— Посмотрим, — возвращается он к привычному тону. — Посмотрим, что можно сделать. Пока не обещаю. Но ты это… молоток, короче.
Думаю, это Вика раструбила. Больше некому. Утром я вхожу в школу, как рок-звезда. Слава моя летит впереди, и все показывают на меня пальцем и шепчут имя. И это имя не Артём. Это имя Чебурашка. Приходится купаться в лучах народной любви.
— Вика! — грозно хмурю я брови, врываясь в класс и тут же получаю бурю аплодисментов.
— Чебурашка пришёл! — кричит народ. — Гроза бандитов!
— Что? — весело подмигивает дочь Хаблюка.
— Я тебе хвост накручу! — показываю я ей кулак. — Вот тогда и узнаешь, что!
— Как там Катька после вчерашнего? — спрашивает она.
— Нормас, — сердито отвечаю я.
— Нормас! — со смехом повторяет она. — Ты сам что ли эти словечки придумываешь? Иди, садись со мной!
— Не сяду, а то вдруг придушу ненароком. С Максом буду сидеть!
— Надеюсь, — ржёт Вика, — только сидеть, а не лежать!
Все гогочут.
— Ах, ты… — начинаю я, но замолкаю, потому что в класс заходит… Цепень.
Твою же за ногу, какого хрена! Я думал, что уже его не увижу. И даже погоревал, что бой не состоится. Его ведь взяли за соучастие в похищении Кати. Это же он выманил её из дому!
Сучёнок! Отмазался, похоже. Ну, в общем-то, понятно, кто его отмазал — батя кагэбэшник. Ладно, к ответу мы его по-любому призовём, но сначала хорошенько поучим на ринге.
На перемене меня находит Наташка Луткова.
— Иди сюда, — кивает она в сторону.
Мы отходим.
— Ты правда вчера преступников ловил?
— Это преувеличение, — мотаю я головой.
— Да или нет?
— Что за категоричность? — усмехаюсь я. — Пришлось вот Чебурашку своего разгрохать.
— Ну ты прям… — шепчет она, — я даже не знаю… Сверхчеловек будущего…
— Да! — весело подтверждаю я. — Ты единственная, кто видит меня насквозь.
— А вот если ты задумаешься, — говорит она очень и очень серьёзно, — то поймёшь, что это так и есть. Вижу и понимаю. Вика нет, а я да…
Улыбка сползает с моего лица.
— Наташ… — начинаю я и замолкаю.
Я прикусываю губу и не знаю, как сказать…
— Что? — хмурится она.
— Слушай… У нас с тобой такие хорошие отношения… Дружба…
— Понятно всё…
Она сдвигает брови и разворачивается.
— Постой, постой, постой…
Я бережно беру её за локоть.
— Постой, Нат, правда.
Она останавливается, но не оборачивается, стоит спиной ко мне.
— Ты такая славная, такая красивая, нежная, умная…
— Ну, и? — чуть поворачивает она голову. — А тебе что, тупая грубая уродина нужна?
— Мне нужен такой друг, как ты. Я не хочу ничего портить.
— А я всё порчу, да?