Они вышли во двор. Ярко светило солнце. В саду срывались с веток и бухались на землю тяжелые налитые яблоки.
XVIII
ЖИЗНЬ — ЭТО ДВИЖЕНИЕ
Файзулла Ахмедович улучил момент и позвонил Амиру Равнаку. Сообщил о прибытии гостей. Поэт подоспел как раз к тому времени, когда Хайрулло принес из кухни блюдо с горячим тандыр-кавобом и, обжигая руки, быстро поставил на дастархан, а хозяин наполнил густым, как кровь, вином пиалы. Пока Амир Равнак разувался и устраивался на сури, все держали пиалы в руках, дожидались его. Потом дружно чокнулись и осушили фарфоровые чаши.
Верно сказано: где пируют друзья, там не выпить нельзя. Файзулла Ахмедович жестом показывал на блюдо и предлагал есть, пока закуска не остыла, не забывал наполнить и пиалы, едва они пустели.
Хайрулло, услышав зов матери, заспешил на кухню и вскоре вернулся, держа на каждой ладони по блюду: одно с гумма — чебуреками по-хорезмийски, другое с гилминди — пирожками по-джизакски. Файзулла Ахмедович и Амир Равнак одновременно взяли у него блюда и поставили поближе к Милтикбаю-ака и Караджану.
— Прошу вас, прошу, — говорил хозяин. — Наша Мархаматхон мастерица готовить мучные блюда. Пробуйте.
Хайрулло придвинул к нему пиалы, как бы напоминая, что они пусты. Усмехнулся, заметив, что Амир Равнак уже называет его отца «божа» — свояком: значит, оба навеселе.
Заметив на лицах гостей недоумение, Амир Равнак сказал, что в былые времена все парни этих мест называли друг друга «божа». И рассмешил, поведав о том, как живший в их махалле экспедитор однажды получал на базе дефицитный товар и вдруг возьми и назови в присутствии комиссии заведующего базой «божа», чем навлек немало неприятностей и на свою голову, и на чужую.
Мархаматхон с дочерьми и Гулгун, чтобы не мешать мужчинам, накрыли себе стол отдельно. Они сидели в просторной комнате с распахнутыми настежь окнами. Со двора то и дело доносились взрывы хохота.
Амир Равнак вытер салфеткой губы, прокашлялся и начал читать свои стихи. Он сидел, скрестив ноги, уперев ладони в разведенные колени, и чем-то отдаленно напоминал Будду. После первых же рюмок его лицо наливалось румянцем, он становился необычайно разговорчивым и мог беспрерывно читать стихи, которых помнил великое множество. И страсть как не любил, если кто-нибудь его перебивал. Мархаматхон улыбнулась, вспомнив, как однажды из-за этого он чуть не поссорился с Файзуллой Ахмедовичем. Один видный писатель как-то созвал к себе друзей на анжуман[9]. Было очень весело. Все острили, смеялись. Наконец получил слово подгулявший Амир Равнак и начал витийствовать. Он умеет красиво говорить, этого у него не отнимешь. Сначала все слушали его с интересом, а потом явно заскучали. Он же, не замечая этого, начал читать стихи. Одно, другое, четвертое, десятое. И тогда Файзулла Ахмедович, сидевший напротив него, взял с подоконника линейку, просунул руку под стол и незаметно ткнул приятеля. Амир Равнак дернулся, как от щекотки, и ошеломленно посмотрел вниз, подняв полу пиджака. При этом, видно, забыл строку стихотворения. Пыхтел, силясь вспомнить, еще больше краснел и, метнув на Файзуллу Ахмедовича испепеляющий взгляд, начал читать отрывок из поэмы. Файзулла Ахмедович, уже из упрямства, опять протянул линейку под столом. Амиру Равнаку отступать было некуда. Он переминался с ноги на ногу и, глядя на приятеля, свирепо вращал белками глаз. Отрывок все же прочел до конца и сел. Нашла, как говорится, коса на камень.
Когда гости расходились и прощались в прихожей с хозяином, Амир Равнак подошел к Файзулле Ахмедовичу и прошипел ему в самое ухо:
— Если б мог, я бы вырвал из твоих рук палку и огрел ею тебя по голове!
Файзулла Ахмедович не смог сдержать смех, а Амир Равнак ушел, не попрощавшись.
Пожалуй, это единственный случай, когда два задушевных друга чуть не поссорились.
Мархаматхон велела Гулгун посмотреть в окно: всего ли вдосталь на дастархане у мужчин?
Да, еды и вина у них было много. Громко, отчетливо звучал голос Амира Равнака, читавшего стихи.
Гулгун присела на подоконник, поднеся ко рту яблоко, но не решаясь его надкусить, чтобы не пропустить ни одного слова поэта. Ведь не часто приходится слышать стихи из уст самого автора. Но сегодня Амир Равнак ограничился тремя или четырьмя стихотворениями и, попросив приятеля налить в пиалы вина, взял с блюда румяный гилминди. Между мужчинами зашел разговор об истории, потом об астрономии.
— Я никак не могу понять, как ученым удалось подсчитать, что свет ближайшей звезды до нас доходит за триста тысяч лет, — сказал Милтикбай-ака.
— Э-э, любезный, возможности человека безграничны. С работой его мозга не могут соперничать и сотни электронно-вычислительных машин, и всяких там компьютеров! — с чувством произнес Файзулла Ахмедович. — Мы научились космос просматривать так далеко, что если бы там обитал бог, то увидели бы и его.