— В американской печати промелькнуло сообщение, что к нам приближается комета Икар и не исключена возможность ее столкновения с Землей, — сказал Амир Равнак. — Сейчас все великие умы должны думать, как избежать этой катастрофы.
— Пока не научились с точностью предугадывать, какая завтра будет погода, не то что предсказывать события, до которых еще много-много лет, — скептически заметил Хайрулло.
— Э-э, не скажи, — возразил ему отец. — Еще Улугбек выдвигал некоторые гипотезы, которые подтверждаются в наши дни.
— Вы правы, божа, наука в те давние времена процветала, — сказал Амир Равнак. — Уже Бируни и Авиценна проводили сложные опыты, пытаясь проникнуть в тайны мозга.
— Человеческий мозг скрывает в себе значительно больше тайн, чем весь Мировой океан, — задумчиво произнес Файзулла Ахмедович.
— Если сейчас машины научились думать, разговаривать, то что же тогда остается на долю человека? — спросил Милтикбай-ака.
— Уменье чувствовать поэзию и красоту слова! — не задумываясь ответил поэт и продолжал: — Есть невидимые и неосязаемые силы, которые неотлучно наблюдают за человеком, оберегают его. Немало примеров свидетельствуют об этом.
— Что же это за силы, поэт? — не без иронии спросил Файзулла Ахмедович.
— Не знаю. Провидение ли, дух ли предков… Их еще никто не познал, не встретился с ними лицом к лицу и не спросил: «Кто ты?» или «Что ты?»
— Ну, вы, поэты, всегда витаете в облаках, — смеясь сказал Файзулла Ахмедович. — На то у вас и воображение, чтобы придумывать то, чего нету. А наука верит только фактам!
— Бывает, что человек что-то знает, чувствует, а доказать не может. Разве не так?
— Э-э, дорогой, с годами вы становитесь идеалистом!
— Нет, божа, я материалист. Поэтому я и наблюдаю жизнь, ищу, исследую… Вокруг нас много такого, чего мы не замечаем лишь потому, что в это не верим, потому, что по нашим жалким представлениям этого просто не может быть.
— Вы, поэт, как некоторые люди в преклонном возрасте, начинаете говорить несуразности.
— Я знал, что вы это скажете, — усмехнулся Амир Равнак.
— Не сердитесь, — произнес Файзулла Ахмедович глуховатым голосом, задумчиво глядя перед собой. — Блажен, кто верует… Очень хотелось бы, чтобы все было, как вы говорите. Когда тело исчезнет, обратясь в прах, пусть хоть душа останется здесь, на земле. Но, увы… Вот и я состарился… Уже вижу конец своего пути… Там — н и ч т о.
Милтикбай-ака обмакнул кусок лепешки в хрустальную вазу с медом и, чтобы отвлечь собеседников от грустной темы и пустить разговор по другому руслу, громко и весело сказал:
— Майский мед! Ох-ох какой мед, поглядите! Янтарь!.. Природа дает нам такую сладость, а вы ткете разговор из слов горьких как полынь. И чтобы у вас на душе просветлело, почаще наведывайтесь к нам в горы! Вот где воспрянете духом!
— О, вы там как боги на Олимпе! Каждый занят своим делом. Кто ГЭС строит, кто сады растит. А тут сидишь без дела и от скуки считаешь дни, когда принесут пенсию, — сказал Файзулла Ахмедович. — Такие непоседы, как я, не испытывают ни малейшего удовольствия от «заслуженного отдыха», будь он неладен. Сам себе кажешься никчемным и мелочным. Во всем видишь только тени, раздражаешься по пустякам. А лучи, бьющие из самого ядра кипящей жизни, как бы проходят мимо… Некоторые пенсионеры становятся настоящими жалобщиками, то этим недовольны, то другим, то в одну инстанцию пишут заявление, то в другую. Думаем, исправим что-нибудь в жизни и хоть этим принесем пользу, и не замечаем, как наше постоянное сетование переходит в хроническую болезнь. С недоверием смотрим на тех, кто помоложе, словно все они инфантильные и хуже нас. Все кажется, что они что-то сделают не так… Эх-хе-хе, что и говорить, отжили мы свое… Казалось бы, чего мне не хватает? Все есть. Как говорится, еда — передо мной, беда — далеко за спиной, дети при мне и авторитет имею, слава богу. И все-таки чего-то не хватает. Гложет что-то вот здесь, словно собака зубами вцепилась, а что — не пойму. — Файзулла Ахмедович гулко ударил кулаком по груди. — Не покидает мысль, что в чем-то судьба меня обделила…
— Едемте в Сиджак, я вас вылечу, — сказал Милтикбай-ака. — У меня такой мусаллас забродил, нектар! Плов из кекликов собственноручно приготовлю!
— Файзулле Ахмедовичу это не поможет, — подал наконец голос Караджан, и все посмотрели на него. — Мусалласу и кекликам в данном случае цена не более чем конфетке, которой пытаются успокоить раскапризничавшегося ребенка. А Файзулле Ахмедовичу это ни к чему. Я знаю, чего ему не хватает.
Файзулла Ахмедович потянулся было к блюду с тандыр-кавобом, но, словно раздумав, вопросительно посмотрел на Караджана.
— Вам нужно в Чарвак приехать. И как следует поработать.
Амир Равнак зычно хохотнул:
— Что вы, любезный! Наш божа уже свое отработал. У него на груди уже места не осталось, чтобы еще хоть один орден нацепить. Если при всех регалиях появится на улице, ему генералы могут позавидовать!
— Человек трудится не ради наград, а ради собственного удовлетворения, — возразил ему Караджан.
— Значит, нужно работать до самой смерти?