И опять в сердце Караджана скользким неприятным холодом заползло подозрение.
— А может… другая тут причина? — с трудом выговорил он, глядя в сторону.
Гулгун остановилась и дернула его за руку:
— О чем вы подумали?
Караджан пристально и изучающе разглядывал ее красивое лицо. «Не сватается ли к тебе этот Хайрушка? Не специально ли его родители привезли тебя в Ташкент, чтобы свести вас?» — хотел сказать Караджан, но побоялся, что этим обидит Гулгун, и у него не повернулся язык. Он шумно вздохнул и махнул рукой, как бы отгоняя нелепые мысли. Заставив себя улыбнуться, предложил:
— Давай весь день проведем вместе. Погуляем по парку, я покатаю тебя в лодке. Сходим в кафе-мороженое. Ты же любишь мороженое, я знаю! А на вечер я достану билеты в театр. Ну как?..
— Я сегодня пообещала Мархамат-апа помочь постирать. Скажет, нарочно сбежала, обманула…
— Так… — произнес Караджан, делая свои выводы. — Ну, а вечером?
— Ой, Караджан-ака, вы всегда сваливаетесь как снег на голову. Я же не знала, что вы приедете. Вечером ко мне должны приехать девочки — будем готовиться к семинару по «актуальным вопросам кардиологии».
— Так. Все ясно, — сказал Караджан.
— Не сердитесь, Караджан-ака, ну, пожалуйста. Я вам говорю правду.
Однако разговор у них дальше не клеился. Они погуляли около часа по старым тихим улочкам и вернулись к тому самому месту, где встретились. Обычно, проводив Гулгун, Караджан стоял, глядя ей вслед, пока ее фигурка не затеряется за серыми стволами платанов, растущих вдоль тротуара. Сейчас он сразу сел в машину и рванул ее с места. Дверца с треском захлопнулась сама…
К полудню солнце начало припекать почти как летом. В салоне сделалось жарко. Караджан опустил боковое стекло. Все больше одолевала жажда, будто у него внутри разгорался костер. Сейчас он остановится в Ходжакенте и зайдет в чайхану. Но вряд ли этот огонь можно будет загасить несколькими пиалами крепкого чая.
Около чайханы в тени древних чинар уже стояла целая вереница «Жигулей», «Москвичей» с ташкентскими номерами. Караджан с трудом втиснул свой газик между ними.
Под навесом, где стояли дюралевые столики, не оказалось ни одного места. По два-три стола были составлены вместе и облеплены, как мухами, приехавшими из Ташкента щеголями. По тому, как ярко и пестро они были одеты, нетрудно догадаться, что они почти все работают за прилавками магазинов или имеют крепкую связь с торгашами. Видать, за трудовую неделю все они очень устали и в выходной день решили выехать за город. Пока в казанах, шкворча, жарилось мясо и ошпазы, крошили морковь и лук, они резались в карты, играли в домино и рассказывали со смаком последние анекдоты. То в одном конце чайханы, то в другом раздавались взрывы хохота.
Вокруг родника, бьющего из-под земли и образовавшего широкий бассейн с песчаным дном, стояли сури, застланные паласами. И на них было полно людей. Похожий на откормленного бычка, возлежал, подложив под бок подушку, краснощекий парень в белой шелковой рубашке. Держа в зубах дымящую сигарету, он расставлял на доске шахматные фигуры. Сразу ясно, что этот тип никогда в жизни не занимался физической работой — тело рыхлое, как тесто, на потной шее складки.
Караджан зачерпнул из родника полную касу холодной как лед воды и выпил до дна. Зачерпнул еще и, переведя дух, осушил до половины вторую касу. С неприязнью посмотрел на шумливых бездельников, захвативших этот уютный уголок под величавыми чинарами. «Пригнать бы с плотины бульдозер и выгрести всю эту нечисть, от которой людям больше вреда, чем пользы! — подумал он. — Тот, кто копошится в горах, трудится день-деньской, жарясь под солнцем, вот кто должен отдыхать здесь! Но, увы, никого из них тут нет…»
Поодаль, за чайханой, между стволами чинар виднелась скала. На ней кто-то коричневой краской «увековечил» свое имя. «И камень опоганили!» — подумал Караджан, уверенный, что это сделано кем-то из гуляющих тут прохвостов.
— А, товарищ Мингбаев, и вы любите эту воду!.. — послышалось рядом.
Высокий плотный джигит, с головы до ног покрытый пылью, зачерпнул из родника полную касу воды. Переливаясь через край, звеня и булькая, сыпались в водоем серебристые капли. Пока он жадно пил, его острый кадык ходил как челнок. Он чуть приподнял касу и вылил остаток воды себе на грудь.
— Фу-ты, чуть не сгорел, — сказал он, вытирая рукой губы. — Вкуснее этой воды нигде не пробовал. Специально на попутном самосвале приехал, чтобы напиться всласть.
Это был экскаваторщик с плотины.
— Жаль, что не на бульдозере приехал, — сказал Караджан и, заметив на лице парня недоумение, смеясь добавил: — Пообедать не мешает, тут вкусно готовят.
— Нету мест, товарищ Мингбаев. Все столы захватили гости из города. Хотел только свободный стул взять да пристроиться где-нибудь в сторонке, а вон тот парень вытаращился и как гаркнет: «Занято!» У меня аж мурашки по спине поползли, — смеясь, сказал бульдозерист. — А уже обеденный перерыв кончается…
— Ничего не поделаешь, дружище, они запарились за прилавками своих магазинов и ларьков, пусть отдохнут, проветрятся.
— А мы?..