Чаткальский тигр

Оба они знали, что Караджан любил взбираться на эту гору и подолгу просиживать на ее вершине, предаваясь раздумьям. Чаще он так поступал, если им овладевала какая-нибудь тревога, от которой ни деться некуда, ни спастись. Как-то полушутя-полусерьезно он посоветовал им: «Если в вашем сердце совьет гнездо печаль и рассудок ваш лишится покоя, взберитесь на вершину Конгир-Бука, посидите молча, оглядитесь вокруг, вздохните поглубже, вдыхая воздух, льющийся с вершин, и вы почувствуете, как эта гора вас одарит силой, и поймете, что все ваши тревоги — пшик, мелочь в сравнении с вселенной…»

— Галь, — несмело произнес Шишкин. — Боюсь, тебе придется одной пойти в кино… Я взберусь на Конгир-Бука, побуду с Караджаном. Может, у него и впрямь что-то случилось…

…Караджан сидел на выпуклом камне, еще хранящем дневное тепло. Солнце, похожее на разрезанный пополам и слегка приплюснутый арбуз, медленно опускалось за горы, заливая их розовым соком. А внизу, в долине, уже сгустился вечер, и над поселком строителей кое-где засияли лампочки. Горы, постепенно погружаясь в синеву, у основания словно таяли и, казалось, парили в воздухе. Через минуту-другую они и вовсе исчезнут, провалившись в темь, слившись с веснушчатым небом.

Другой бы забеспокоился, что спуск с Конгир-Бука будет в темноте нелегким, но Караджан оставался спокойным. Он знал каждый камешек, каждый кустик на этом склоне. Он и протоптал здесь еле приметную тропинку.

В вышине, распластав широкие крылья, парит орел, выписывая круги. Что, беспокойный, ищет там, вместо того чтобы лететь к гнезду? Может, и его сердце обволокла печаль, и он ищет исцеления в опьянении высотой?

Последние лучи солнца упали на отдаленную зубчатую гору, похожую на перевернутую пилу. За той горой — Сиджак. Караджану Сиджак сейчас казался самым уютным, самым прекрасным местом в мире. И люди этого кишлака, наверно, самые счастливые. Может ли быть иначе, если там живет Гулгун…

Караджан любил здесь сидеть в одиночестве, смотреть на далекую гору, похожую на пилу, и думать о жизни.

Вспомнилось, как познакомился с Милтикбаем-ака. Не удержался тогда, похвастался перед пожилым человеком, что скоро получит диплом инженера. Но недаром же сказано: «Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь». Караджану не суждено было получить диплом вместе с однокурсниками. Вот и вышло, что обманул Милтикбая-ака, почтенного аксакала.

И все из-за Наимы. Как бы в ней ни разочаровался Караджан, но не думал, что она способна и на низость. После того, как они расстались, она написала ректору института письмо. Она бесстыдно лгала, будто Караджан ее обманул, обещая жениться, а когда от нее ушел, то вместе с ним исчезли и ее драгоценности: золотые часы, серьги, браслет… Бог весть что еще она перечисляла!

И случилось это на второй день после того, как он защитил диплом. Что тут началось!.. Сначала Караджана вызвал ректор. Показал письмо. Наверно, легче вариться в котле с кипятком, чем перенести стыд, который испытал Караджан в ту минуту… Ректор смотрел на него и ждал, — может, в душе надеялся, что он сумеет тут же опровергнуть все доводы и как-то оправдаться. Но Караджан сидел пунцовый как рак и слова вымолвить не был в состоянии. Бросил письмо на стол, будто оно жгло ему руки, встал и, не спросив разрешения, медленно вышел.

На второй день на факультете только и было разговору о нем, о Караджане. Одни смотрели на него с откровенной неприязнью, другие с усмешкой: дескать, вот ты, оказывается, каков. И только те, кто хорошо знал Караджана, подходили и, похлопав по плечу, говорили: «Ничего, брат, держись. Все образуется. Кто стоит прямо, кривой тени пусть не боится».

Однако комиссия решила задержать выдачу диплома Караджану — до того, пока все прояснится. А как прояснится? В том-то и беда, что Караджан не мог доказать свою невиновность. Оклеветать кого угодно просто, а попробуй-ка опровергни клевету. Такое ощущение находит, будто уронил нужную, необходимую тебе вещь в кучу нечистот и вот копаешься, чтобы извлечь оттуда этот предмет. Не всякий такое сможет. И Караджану это оказалось не под силу. Он махнул на все рукой и уехал в кишлак. Считал унизительным доказывать, что он — противно даже подумать! — не вор. И диплома не надо, лишь бы скорее уйти подальше от дрязг и забыть обо всем.

В кишлаке дел полным-полно. И дня не будешь без работы. В Караджане заговорила кровь предков-чабанов: он отправился в горы и стал пасти скот.