Караджан, не желая уподобляться собаке, которую прогнали, а она все-таки лежит у калитки, махнул рукой проезжавшему мимо «БелАЗу» и, почти на ходу вскочив на подножку, сел в кабину. За баранкой оказался молодой шофер Геннадий Смирнов.
— А-а, начальник, здравствуйте, — улыбнулся Геннадий, прибавляя газу. — Вся наша братва уже знает, что вы вернулись. Это же не правда, что вас сняли с работы?
— Правда, Гена, правда. Подбрось-ка меня до автохозяйства. С завгаром повидаться надо. Попрошу у него такой же «БелАЗ», как у тебя, и будем вместе вкалывать…
— Дело ваше, Караджан Мингбаевич. Только непорядок это — инженеру простым шофером работать. Я так считаю.
— А я с тобой не согласен, Гена. И инженер, и шофер одному и тому же делу служат. Какая же разница, кем работать? Лишь бы при деле быть. А заработок… Иногда шоферы зарабатывают больше инженера.
— Дело ведь не в заработке, — не сдавался Геннадий. — С вашими техническими знаниями вы можете принести больше пользы, чем простой шофер. Если не хотят, чтобы вы работали в СУ-2, пусть переведут в СУ-3…
Караджан улыбнулся. Можно было с этим пареньком поспорить, но он промолчал: ему очень хотелось услышать сегодня такие слова. Он протянул руку и похлопал Геннадия по плечу.
Когда Караджан уехал, один из пожилых электриков, посмотрев ему вслед, сказал:
— Чаткальский тигр, кажется, обходит свою территорию.
Слова его не понравились Хазратову.
— Не тигр он, а крыса, сбежавшая с корабля! — со злостью проворчал он.
Никаноренко, нахмурясь, поднес ко рту кулак и кашлянул. Однако в спор ввязываться не стал. А рабочий посмотрел на нового начальника и с укором покачал головой:
— Нехорошо так о своем коллеге… Нехорошо. Тем более вы учились вместе, я слышал. Друзьями были…
— Мало ли что было! Мы с ним совершенно разные!
— Оно и видно, что разные. Он — Чаткальский тигр, а вы… хм… — ввернул молодой паренек и, отвернувшись, прыснул.
Это не скрылось от внимания Хазратова. Он сделал Никаноренко знак следовать за ним и, отведя прораба в сторону, спросил:
— Как фамилия этих двоих? Никаноренко назвал.
— Таких надо гнать! — запальчиво изрек Хазратов, брызгая слюной. — Пусть отправляются в СУ-3, СУ-4, на цементный завод — куда угодно! Но чтоб я не видел тут их физиономий! Это люди вон того… горного грызуна!…
Промолчал прораб и в этот раз. Медленно направился он к площадке, где две поливочные машины увлажняли грунт по мингбаевскому методу.
С той поры, как начальником участка назначили Хазратова, на плотине не слышалось шуток, смеха, веселых возгласов, которыми парни обычно подзадоривали друг друга во время работы. Все были хмуры, из-за пустяков то там, то здесь возникали ссоры. Некоторые шпыняли Никаноренко: дескать, спелся с новым начальством. Спелся не спелся, а работать надо. Не он назначил сюда Хазратова, и не ему учить Садовникова. Есть люди поголовастее. Ты сетуй не сетуй, а как они захотят, так оно и будет. А эти, черти лопоухие, будто не понимают, в чем дело, на прорабе злость срывают. Да разве ж Никаноренко отпустил бы от себя Мингбаева, если бы от него это зависело?..
XXXI
ОЗЕРО С ДРАКОНОМ
Совещание в тресте закончилось к полудню. Время было обеденное, и Хазратов уговорил Садовникова поехать подкрепиться у него дома.
— Можно довольствоваться щепоткой еды в день, по все же пусть это будет плов! — смеясь сказал Киемходжа.
О, он был гурман, этот Хазратов. Садовникову было ведомо о его особом пристрастии к плову. Даже уезжая в Москву, Хазратов, говорят, клал в чемодан шумовку, заворачивал в маленькие пакетики специи, а в большой кулек насыпал девзирского риса, из которого это блюдо получается особенно вкусным.
Но рис рисом, специи специями, а вкус плова все же зависит от уменья того, кто его стряпает. А жена Хазратова — непревзойденная мастерица. Стоит ли отказываться от возможности поесть плова, приготовленного Гульбадан.
Садовников дважды бывал у Хазратова, и оба раза приветливая, гостеприимная хозяйка потчевала их бесподобным пловом. И вид он имел особенный — будто не рассыпчатый рис лежал на блюде, а горкой насыпали жемчуг. Да и сама Гульбадан была прелестна. Щеки у нее пылали, глаза блестели, как влажные виноградины. Она то и дело появлялась в комнате, где Садовников и Киемходжа сидели вдвоем, и справлялась, не надо ли им еще чего-нибудь. Слегка захмелевший, Садовников окинул ее с ног до головы пристальным взглядом и сказал, что она настоящая узбекская красавица, каких обычно воспевали поэты в дастанах.
Хозяйка сделала вид, что не расслышала этих слов или не поняла. Ушла, оставив их одних.
А когда муж, проводив гостя, вернулся, Гульбадан смеясь сказала ему:
— Ваш начальник мне сделал комплимент. А я не знала, как быть — то ли считать себя польщенной, то ли обидеться…
— Во-первых, ты действительно приглянулась начальнику, — строго сказал Хазратов. — А во-вторых, если еще раз будешь чужим мужчинам строить глазки, то твоя прекрасная головка может быть сорвана, как хандаляк!