Чаткальский тигр

— Чтобы отличаться от всех, гадалка нарочно хромает и ходит с клюкой. А чтобы люди ее жалели и больше платили за ворожбу, прикрывает один глаз и притворяется слепой. Мы с девчонками однажды решили проучить ее. Ка-ак закричим все разом: «Прячьтесь! Собака! Бешеная собака!» — и сами врассыпную. Видели бы вы, как эта гадалка ноги уносила — через канавы прыгает, через камни перелетает, только лохмотья развеваются. Ни разу не споткнулась. Клюкой размахивает, будто бешеную собаку прочь отгоняет. Глазами так и стреляет по сторонам. И второй глаз открылся!.. Бежит во весь дух к дому, издалека мужа на помощь зовет…

Гулгун смеялась до слез.

— Кого же осчастливила такая красавица? Кто ее муж? — спросила она.

— Ее муж — суфи в мечети. И все время обращается к жене: «Моя прекрасная пери!» Хи-хи-хи…

— Вот видите, значит, верно, что не красивая любима, а любимая красива, — заметила Гулгун.

— Может, и так. Я еще этого не знаю.

— Узнаешь. А как тебя зовут?

— Зухра.

— Знаешь, Зухрахон, ты умница — достойна, чтобы учиться в Ташкенте.

— А вы — чтобы остаться в Янгикургане.

— Потому я и стала невесткой янгикурганских.

Девушки увели Гулгун на женскую половину.

Тем временем Караджан агитировал джигитов, заканчивающих в этом году десятый класс, идти работать на Чарвакское строительство. Подробно рассказал о специальностях, которые они могут там получить, о заработках. Но большинству парней не хотелось покидать свой кишлак.

— Недаром вошло в поговорку, что легче скалу расшатать, чем расшевелить янгикурганца, — горячился Караджан, окидывая оценивающим взглядом молодых односельчан, каждый из которых, как говорится, мог ударом гору своротить.

— Далеко-о, — скептически заметил один из них.

— Как же далеко? Стоит подняться вон на ту вершину, и вы сразу увидите строительные краны Чарвака!

Кандил-буви, воспользовавшись паузой, воцарившейся в беседе мужчин, вставила и свое слово:

— Я старая женщина, и то не раз побывала в Чарваке и не говорю, что далеко. Эй, джигиты, теперь уже отпустите подолы мам, большими стали. Пора узнать, что за пределами нашего кишлака делается. Или вы ждете, что придут добрые дядечки и сами построят вам электростанцию?

Один из седобородых старцев с голубой чалмой на голове, обмотанной вокруг черной тюбетейки, хихикнул, закрыв ладонью беззубый рот, проговорил:

— Браво, женщина! Ты права. Эти парни, прежде чем взяться за какое-то дело, сперва спросят разрешения у своих мамочек.

— Справедливые слова тут были сказаны, джигиты. Не приличествует вам в такую пору хорониться в своем кишлаке, — поддержал разговор другой аксакал.

Все понимали, что Караджан хочет собрать в Чарваке однокишлачников. Люди много раз слышали по радио, читали в газетах о том, как парни из соседних селений, став на этой стройке передовыми каменщиками, бульдозеристами, монтажниками, прославили свои кишлаки. Сколько раз повторяется в сводках имя передовика, столько раз упоминается название кишлака, откуда он родом. И родителей, воспитавших такого джигита, вспоминают. Поэтому аксакалы одобряли намерения Караджана.

— Идущий — как река: обновляется, молодеет; сидящий же — как циновка: истлевает, — сказала Кандил-буви, хотя в душе ей, сказать по правде, ну ни капельки не хотелось, чтобы сын, племянники покидали родной кров и жили вдалеке от родителей. Но знала: птице с крепкими крыльями нужно раздолье.

Аксакал с голубой чалмой подул в пиалу с горячим чаем и, отпив глоток, заметил:

— В прежние времена говорили: узбек, разбогатев, новый дом строит; казах, разбогатев, новую жену берет. Узбеки нынче очень разбогатели — строят и строят…

В этот момент в комнату вошли Гулгун с Зухрой. Присаживаясь рядом с Караджаном, Гулгун сказала, обращаясь к Кандил-буви:

— Ойиджан, давайте и вас увезем в Чарвак насовсем. Живите у нас.

— Ах ты, доченька моя, можно ли старое дерево пересаживать с места на место? — ответила ей свекровь. — Мудрецы в древности говаривали: «Для святых меж земным миром и загробным — один шаг: где хотят, там и могут пребывать». А нынешняя молодежь и святых превзошла: для нее теперь от Ташкента до Москвы — один шаг. Не-ет, пусть молодежь обживает новые места. А мы уж где состарились, там и помрем.

— Было бы здоровье, ойиджан, ездить не вредно, — сказала Гулгун.

— А я и езжу. В Чарвак в автобусе несколько раз ездила. Много диковинного повидала. В прежние времена через Чирчик был всего один мост, Эшак-куприк прозывался. Помню, с какими превеликими трудностями его строили. А теперь людям и железные мосты построить ничего не стоит. Пусть вечно живет наша Советская власть, очень могуча она в строительных делах.