И первое, что бросилось ей в глаза, – дверь, хорошо укрепленная массивная дверь, которую в прошлый раз при них сотрудник городского отдела культуры запер на замок, теперь была распахнута настежь.
– Оставайтесь в машине! – крикнул Анфисе Первоцветов. –
Он в этот момент лучше владел собой и лучше соображал, чем потрясенный Гущин. Катя никогда такого не замечала за шефом криминальной полиции. Она еще подумала в тот миг, что Гущин не говорит им всего того, что он думает об этом деле в глубине души.
Но в фабричный корпус они вошли плечо к плечу – вместе. И, конечно же, Катя и Анфиса следовали за ними!
Они бежали по этим отремонтированным, приготовленным для аренды офисным помещениям. Достигли перехода в здание башни, лестницы. Бегом начали подниматься.
Первоцветов на пятом лестничном пролете указал на стену – на белой девственно чистой поверхности ярко выделялась широкая алая полоса.
Кровь.
Следы крови были и на ступенях. И пролетом выше. Смазанный след. Словно что-то волокли здесь наверх.
Они одолели еще два пролета, еще один – уже дыша, как загнанные лошади.
Дверь, которая была здесь три года назад, а теперь отсутствовала, отделявшая нижние этажи с окнами от верхнего глухого помещения, где располагался часовой механизм…
Катя в тот миг подумала:
Свет в комнате часового механизма горел. Его кто-то включил.
И в этом ярком электрическом свете Катя увидела, как и тогда, огромный часовой механизм под высоким потолком. Круглые часовые колеса с зубьями, шестеренки. Медную трубу, покосившуюся, словно перечеркивающую собой всю эту механику. Трубу, похожую на рычаг.
На этой трубе, на длинной веревке, почти у самого пола в петле висело тело.
Оно все еще медленно вращалось. А труба под его тяжестью дергалась и дрожала, и ее конец, теряющийся где-то в глубинах часового механизма, издавал отрывистый стук. И там, внутри, «в часах» что-то гудело, стонало. Но уже тихо, еле слышно, словно умирая.
Анфиса испуганно вскрикнула.
Повешенный повернулся, повинуясь силе вращения. Явил им свое лицо.
Багровое от удушья. Страшное.
В первый миг Катя даже не узнала его…
– Это же Макар! Макар Беккер! – воскликнул капитан Первоцветов.
Юноша висел в петле на фоне часового механизма. Руки его были сведены судорогой. Волосы на лбу слиплись от крови.
На его джинсах в промежности виднелось темное пятно.
Глава 32
Манекен
Елена Мрозовская побежала в свою комнату. Больше всего она боялась, что Бахметьев, желающий «разобраться во всем сам», уедет без нее. Ее вещи и белье остались в спальне, она открыла кофр и вытащила другую одежду, которую привезла с собой, – натянула платье без корсета, тот остался на полу в спальне, надела чулки, зашнуровала крепко высокие ботинки. Платье – бархатное, с вырезом – больше подходило для парадного ужина, но она махнула рукой на свой вид. Подколола наспех волосы, надела пальто, плотно застегнулась. Она готова.
Заскочила в фотолабораторию за пресс-камерой, взвалила треногу на плечо, проверила пластины – все ли в порядке.
Она бежала с тяжелой треногой по мраморной лестнице вниз. Утреннее солнце наполняло витражи с павлинами парадного холла изумрудным светом.
– Игорь! Я с вами!
Он, уже одетый, садился на заднем дворе в шарабан. Молча взял у нее тяжелую треногу, помог забраться в экипаж. Все молча. Лишь снова крепко, до боли стиснул ей руку.
Кучер Петруша направил шарабан к Дому у реки. Со стороны фабрики их догнала пролетка – туда набились фон Иствуд, немец Пенн и два приказчика – из прядильного цеха и со склада. Домчали быстро.
Рысак галопом ворвался во двор Дома у реки и внезапно заржал, захрапел испуганно, встал на дыбы, едва не опрокинувшись на шарабан и седоков.
Жуткая картина предстала их взору: дверь дома настежь, а прямо на пороге валяется труп лакея с размозженной головой. Ступени, порог – все было алым от крови.
Они выскочили из шарабана. Игорь Бахметьев первым ринулся к несчастному.
– Мертв!
А дальше было еще хуже. Они прошли внутрь, стараясь не наступить в кровавые лужи.
Одна из сиделок лежала на полу, тоже с разбитой в лепешку головой, возле распахнутой двери камеры-палаты. Обиталище Аглаи опустело. Рядом с убитой сиделкой на полу валялся манекен. Вся его верхняя часть – голова-болванка – была багровой и липкой от запекшейся крови. Кровавые отпечатки пестрели и на деревянной «ноге». Мрозовская не верила своим глазам. Невероятно, чтобы эту тяжелую дубовую вещь – портновский манекен – кто-то схватил за «ногу-подставку» и орудовал им, словно чудовищной палицей, разбивая своим стражам головы, как орехи.
– Это невозможно… Как она сумела?.. Надо иметь нечеловеческую силу, чтобы так…