Часы, идущие назад

– Торговый центр на Советской видели? Вывеска там угловая – «Головные уборы». Она там в закутке сидит – зять ее коммерсант мелкий, торговою точку открыл, шапками меховыми торгует. А ее заставил товар стеречь, когда он куда отлучается. Она ж теперь пенсионерка. А не судебный клерк. Может, повезет – застанете ее в этих «уборах».

Им повезло. В «Головные уборы» Гущин отправился сразу же, поблагодарив Мурина. Катя, естественно, увязалась следом. Ей было любопытно: компромат на судью! Первоцветов догнал их уже во дворе ОВД – они собирались идти пешком, до торгового центра на Советской улице было рукой подать.

Первоцветов подтвердил: «Гелендваген Брамбус» принадлежит судье. Начал говорить, что подключил к розыскам неизвестного Петруши сотрудника из числа дознавателей – раз в розыске пустыня и некомплект. Гущин покивал – да, да, да, хорошо, старайтесь там, ищите.

Первоцветов остался в отделе. А они уже через пять минут вошли в просторный ярко освещенный торговый центр и двинулись в сторону «Головных уборов».

Шапки…

Шапку выбирай осенью, а сани летом…

Среди уродливых ушанок из не пойми какого клочкастого меха и норковых беретов, похожих на меховые блины, восседала толстая женщина с двойным подбородком и невообразимой укладкой на голове в виде «шиша», который носили еще в семидесятых в провинции, подкладывая внутрь пучка из волос старые рваные колготки и чулки «для пышности и объема».

Однако женщина была не старой – чуть за шестьдесят. Она уставилась на удостоверение Гущина, когда тот тихо, приватно представился ей, стараясь не привлекать внимания покупателей торгового центра.

– А почему вы ко мне? Это по поводу магазина? Это к зятю вопросы, он владелец. Я даже не продавец здесь. Они обедать пошли. Скоро вернутся.

– Нам бы хотелось поговорить с вами о вашем бывшем начальнике Репликантове, – таинственным тоном начал Гущин.

– А чего он вам?

– В связи с убийством фотографа – может, слыхали, в городе было убийство?

– Конечно, слышала. В теленовостях местных передали. В «Горьевском курьере».

– И по поводу убийства вашей сотрудницы Аглаи Добролюбовой.

Пенсионерка из канцелярии суда глянула на них с любопытством.

– Ой, да… А что судья-то?

– Это вы нам о нем расскажите. Вы же долгие годы были коллеги.

– Я в канцелярии корпела. Потом на должность назначили. А он председатель суда.

– Вам что-нибудь известно о его конфликте с Андреем Казанским из городской администрации?

– Не слышала ничего. А был конфликт?

– Был. Судья ведь – член вашего городского исторического общества, которое в музее собирается.

– Я по музеям не хожу.

Гущин выглядел обескураженным. Ну и информатор… Кажется, снова мимо.

– Чего он в музее-то забыл? – хмыкнула Клюквина. – Ему не по музеям, по больницам надо. Он же одной ногой в могиле.

– Судья Репликантов болен?

– Плох. Чего-то то ли с печенью у него, то ли с поджелудочной. Хуже рака. На куски распадается. И это при том, что он ни рюмки в рот во все годы, что мы работали вместе. Трезвенник! Вот тебе и трезвенник. Лучше бы пил, как некоторые судьи. Тогда еще понятно – излишества. А тут – на ровном месте. Его болезнь очень изменила. Это другой человек теперь. Не тот, что был раньше.

– А в чем заключаются перемены?

– В отношениях с людьми. Он всегда такой был… суровый. А сейчас и вовсе закаменел душой. Но это мое мнение. Не подумайте, что я в обиде на него за увольнение. У меня ведь тоже возраст. На госслужбе пожилые не нужны. Молодежи работать негде. Но все же… хотелось бы человеческого отношения.

– Про историю с фотографом вам что-то известно?

– Слышала что-то смутно. Какой-то скандал на прощальном банкете. Вроде гости подрались, да? А фотограф это заснял? Или нет? Меня же на том банкете не было. Уволил он меня. Да если бы и работала, вряд ли бы позвал. Там же одни шишки городские собрались. Элита. А кто мы? Офисный планктон.

– Аглая Добролюбова, убитая три года назад, она же у вас в канцелярии работала?

Клюквина кивнула, поджала губы.

– О ней ничего плохого не скажу. Хороший она была работник. Впрочем, чего там работать-то? Это же не в судебном заседании как секретарь вести протокол. Она просто набивала тексты на компьютере – что нужно в картотеку занести, в архив. Чисто механическая работа. Но она старалась. У меня еще три такие девчонки в канцелярии сидели. По клавиатуре стучали, мышками кликали.

– А судья…

– Судья-то… А, вы про это. – Глаза Клюквиной вспыхнули.

– Про что?

– Она вроде как ему…

– Что вы имеете в виду?

– Ну, вроде как приглянулась, что ли. Он же вдовый. И на моей памяти за все годы ни с кем из наших в суде не того… Ну, вы понимаете. Опасался, наверное, за карьеру. Шуры-муры… А может, просто фригидный. Аглаю же он отличал.

– Как именно отличал?

– Ну, попросил меня, чтобы почту для него она разбирала и носила ему. То есть заходила бы к нему в кабинет ежедневно. Характеристику ей написал – наверное, думал, что она захочет в вуз поступить заочно. И вообще… Ну, она идет по коридору, а он ей вслед смотрит… У мужиков же это не скроешь.

– У него были отношения с Аглаей Добролюбовой? – прямо спросил Гущин.