– Нет, раньше, что вы! – уверил его капитан Первоцветов. – Здешнее маленькое цунами, потрясшее устои, – скандал после банкета судьи. Я столько слышал от самых разных людей, когда разбирался во всем этом хайпе, что это именно вы заплатили фотографу, чтобы он выложил в сеть тот ролик и опозорил судью.
– Не делал я этого. Да, признаю, я, конечно, о скандале слышал и о фотографе… Весь город говорил об этом. Но мы никогда с ним не встречались. И я не участвовал во всей этой грязной истории с банкетом.
– Не встречались с фотографом? – спросил Гущин.
– Нет. Ну, может, однажды… Ульяна фотографировалась на новый загранпаспорт. Я приезжал вместе с ней туда – в дом быта, ждал ее. Видел его мельком.
– Мельком? А я думал, вы общались с Ниловым.
– Нет.
– Я думал, он вам сообщил о тех фотографиях.
– О каких еще фотографиях?
– Старинных, начала прошлого века. На которых они, сестры Шубниковы. И младшая Аглая, которая вроде как, по вашему глубокому убеждению, ваша прабабка. Знаменитые фото, сделанные знаменитым фотографом начала века Еленой Мрозовской.
Лицо Андрея Казанского изменилось – словно где-то глубоко внутри что-то треснуло, и трещина пошла, пошла… Он сплел пальцы, стиснул их.
– Фотографии? – Его голос сел. – И они там… все…
– И не только они. Еще там, кажется, запечатлен некий ритуал. – Гущин не отрывал от него взгляда.
– Ритуал? Какой ритуал?
Лицо Казанского застыло. Морщины как трещины.
– Связанный с часами и тем, кто… Ну, вам больше об этом известно. Это же вроде как ваша семейная легенда, раз вы потомок.
– Что там, на этих фотографиях?
– Много всего любопытного.
– Они были у него? У фотографа?
– Да, у фотографа Нилова.
– А теперь они где? У вас?
– У нас.
– Я должен взглянуть. Дайте мне на них посмотреть!
Катя была поражена.
Что-то вырвалось из глубокой трещины. И перед ними предстал совсем другой человек. Все пропало в мгновение ока: самообладание, апломб, властность. Осталось лишь это: истеричный, ломкий, женский какой-то голос. И жадный блеск в глазах, словно у наркомана в предчувствии дозы.
– Мне надо их увидеть! Дайте мне на них посмотреть!
– Хорошо, – Гущин кивнул, – я дам вам на них взглянуть. На все фотографии. И те, что сделаны Мрозовской. И те, что с ритуалом… Там много всего: часы, картинки… Глафира… девочка-демон… собака… Ваш апокриф городской не врет, что дело было нечисто.
– Я должен это увидеть!
– Мы совершим обмен, Андрей Игоревич? – Гущин спросил это тоном игрока в покер.
– Какой еще обмен?
– Честный. Я дам вам взглянуть на все фотографии. А вы – вы признаетесь в убийствах Аглаи Добролюбовой, фотографа Нилова и Макара, племянника вашей знакомой.
Казанский глядел на них невыразимым взглядом.
– Фотографии в обмен на ваше признание в ритуальных убийствах на оккультной почве.
Казанский встал со стула. Катя заметила, как напрягся капитан Первоцветов. Она помнила, что тот обладает быстрой реакцией.
Казанский поднес руку к шее.
Этот жест…
Кате показалось, что он сейчас крикнет. Выплюнет им свое согласие. Свое ДА.
Дрожащей рукой Казанский поправил щегольской галстук.
– Я никого не убивал. Я невиновен.
Глава 45
Орхидеи
–
Весть о том, что замглавы администрации города Андрей Казанский
В этом сумбуре Катя тщетно пыталась сохранить трезвое, непредвзятое восприятие происходящего. Полковник Гущин… Он, кажется, спорил сам с собой по множеству вопросов и все повторял: «Нет, вы видели его реакцию? Это все, все, все перевесит, любые нестыковки!»
Катя пыталась достучаться до него: Федор Матвеевич, так нельзя. Такой путь пройден в этом деле! Нельзя под конец полагаться вот так, чисто на эмоции, на визуальный эффект, хоть он и поразительный. Но она не могла не признать главных доводов: доказательств вины Казанского в убийствах, пусть и косвенных доказательств, и правда немало. И все складывается четко в какой-то момент. Но под натиском сомнений…
Однако факты внезапно дополнились новой важной уликой. Капитан Первоцветов вместе с сотрудниками ГИБДД отсмотрел записи всех уличных камер Горьевска – его интересовал день и вечер убийства Макара Беккера. И на двух камерах был идентифицирован черный джип Андрея Казанского. Одна из этих камер находилась у поворота на федеральную трассу, на развилке, ведущей к улице Фабричной, где располагались корпуса и Башня с часами. Вторая камера засекла его еще ближе к этому месту – у оптового товарного склада железнодорожного узла, некогда служившего фабрике пунктом отгрузки, а теперь используемого как оптовый магазин. Обе камеры зафиксировали и время: 15.50. Примерно тогда Макар и встретил свою смерть.