Частная жизнь (без иллюстраций)

1960 год. Все дети в чулках. Мальчики и девочки пристегивали чулки резинками к лифчику, и никто не считал лифчик принадлежностью пола. «Вова, ты надел лифчик?». У мальчиков на коленках вечно были дырки от ползания по полу с машинками, в целях экономии нам в садике разрешали скатывать чулки бубликом, девочкам — нет. Такая дискриминация.

Домашний интерьер тех лет: лакированная мебель светлого тона, портьеры на дверях, скатерти с бахромой, оттоманки (диваны с турецкими валиками по бокам). Белые шторки на ниточках закрывали только нижнюю половину окна. Фарфоровые статуэтки на этажерках: балерины, кудрявые мальчики, голуби. Сувенир «Спутник» — шарик с четырьмя длинными усиками — был у всех.

Картины на стены вешали повыше и под углом к стене. Так же под углом вешали портреты партийного руководства — это в общественных местах, и зеркала. Симптом сталинского комплекса: зритель смотрел на партию снизу вверх, а свое отражение в зеркале видел прижатым к полу. При Хрущеве в моду вошли эстампы вплотную к стене — вровень со зрителем.

Шарики на спинке железной кровати, отвинтить — и в рот. Если между прутьями спинки засунуть голову — назад ее не достать никогда, хоть заревись.

По радио в тот год разучивали песни. Эфирное время тогда ничего не стоило, поэтому затейница не спешила: «Березы… Березы… Родные березы не спят. Записали? А теперь поем вместе с Владимиром Трошиным»:

Я трогаю русые косы,
Ловлю твой задумчивый взгляд…

Той зимой мой язык впервые примерз к санкам. На железном полозе был такой красивый иней — я лизнул… Вообще, я в детстве примерзал языком трижды: к санкам, к конькам и к дверной ручке. Трижды! Я уже тогда отличался недюжинным умом.

Ручьи, солнце и ожидание сухого асфальта. У меня был деревянный мотороллер с педалями, копия «Тулы», и мне не терпелось его оседлать.

Лето. Белая панамка — три лепестка застегивались сзади на одну пуговицу, расстегнул — и она плоская, очень удобно стирать и гладить (маме). Песок в сандалях. «Секретики» — фантик под стеклом, закопанный в укромном месте, — девочки прятали, мальчишки их разоряли.

Мальчишек стригли наголо, но оставляли зачем-то челочку (чубчик). Стричь неслухов следовало ручной машинкой с тупыми зубьями, осыпая хлюпающий калганчик проклятиями и подзатыльниками.

Помню старый деревянный трамвай с рекламой «3 %-го займа» на крыше: веревка вдоль окон, тормозное колесо рядом с местом кондуктора, звонки, грохот и колыханье, визг стали на поворотах. Кондукторша тогда с места не сходила, сидела барыней: «На передней площадке, передаем на билеты!». Передавали. Двери не закрывались, большие парни на ходу соскакивали, где хотели. Их ругали.

Почетные грамоты работникам несли уважение, ими гордились, хранили. Хранят до сих пор, смеются да хранят. Портрет на Доске почета у проходной возносил трудягу до небес. Недавно пожилая доярка показывала мне платок — подарок от райкома партии за рекордные надои, сорок лет хранит, ни разу не надевала. Она счастлива тем годом, она уверена, что пожила, и только калека с примерзшими к компьютеру мозгами решится ее разубеждать.

1961. Наша весна

Весна 1961-го. Планетарная весна, планетарная любовь: люди, страна, планета — всё моё, мы все едины, мы счастливы. Где-то там, на другой стороне Земли, копошится вредоносный старикашка «дядя Сэм» в звездно-полосатом цилиндре — но что он может против нас, против нашей весны!

И тут — как подарок — Юра Гагарин. Ясным апрельским утром голос Левитана по радио: «Передаем важное правительственное сообщение…».

Мурашки по коже от голоса Левитана. Вот уж кто умел говорить о веках без фальши. Нараспев:

СЛАВА В ВЕКАХ ПЕРВОМУ КОСМОНАВТУ ЗЕМЛИ!

СЛАВА СОВЕТСКИМ УЧЕНЫМ, КОНСТРУКТОРАМ, ИНЖЕНЕРАМ, ТЕХНИКАМ И РАБОЧИМ — ПОКОРИТЕЛЯМ КОСМОСА!

СЛАВА СОВЕТСКОМУ НАРОДУ — НАРОДУ-ТВОРЦУ, НАРОДУ-ПОБЕДИТЕЛЮ!

СЛАВА РОДНОЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ — ВОЖДЮ И ОРГАНИЗАТОРУ ВСЕХ НАШИХ ПОБЕД!

ВПЕРЕД К КОММУНИЗМУ!

Ура! Такой позовет — безногие встанут и пойдут. Колоннами, с флагами, с песней, хоть куда — лишь бы вместе.

И Никита Сергеевич на трибуне с белым голубем на ладони. Наша весна.

Гимн — кому? Влюбленному человеку!

Захочет он — взлетит в ракете,
Изменит русла древних рек…
И широко шагая по планете,
Идет влюбленный человек!
Готов трудиться он на славу,
И я нисколько не шучу —
Ему любой маршрут по праву,
Любое дело по плечу!