Часть той силы

– Что же, это идея, – сказала она. – Это может получиться интересно. Я покажу тебе дорогу, но, чтобы добраться до того места, где он прячется, тебе придется идти по лесу два дня и две ночи. Я посмотрю, как ты с этим справишься, сосунок.

– Я справлюсь, – сказал Ложкин. – Ответь мне на один вопрос. Дед, кажется, не догадывается о твоем существовании, а, когда он увидел зеркало истины на стене мастерской, он вообще не понял, что это такое. А ведь он здесь провел практически всю жизнь. Как это может быть?

– Я же говорила, что в одном только зеркальном озере существует бесконечность бесконечностей различных сущностей, – ответила Ауайоо, – поэтому никто не может знать их все. Никто не может знать даже малую их долю. Ты в самом деле решился пойти в лес? Один?

– Я уже бывал там однажды.

– В шести километрах от края леса начинается область истощения, – предупредила Ауайоо. – Сто лет назад там были проложены туристические маршруты; именно на этом месте посетители должны были чувствовать голод и жажду, останавливаться и подкрепляться потрясающими яствами, заранее приготовленными для них. К сожалению, теперь нет ни еды, ни питья, остались лишь голод и жажда, которые убьют тебя за несколько часов, если только ты не сможешь охотиться. А охотиться в этом лесу труднее, чем в Юрском Парке. Ты готов попробовать?

– Я взял с собой леску и крючок, чтобы ловить рыбу. Насколько я помню, в лесу есть несколько хороших прудов.

– А, так ты хорошо подготовился. Тогда иди. Вольному – воля.

И она отключилась.

Ложкин углубился в лес. Камешек Ауайоо сдержал свое слово: на его поверхности светилась едва заметная желтая стрелка, указывающая направление не хуже компаса. Ложкин старался быть предельно осторожным, он не подходил ни к грибам, которые, по словам деда, могли плеваться ядом, ни к красивым цветам, которые могли гипнотизировать приблизившегося человека. Цветы он видел лишь издалека; на гриб он однажды наткнулся, едва не наступив. С виду это был роскошный боровик на толстой ножке. Гриб выплюнул струйку яда, которая прожгла Ложкину штанину джинсов.

Один раз он запутался в паутине и едва вырвался, по-настоящему испугавшись паука, размах лап которого был таким, что тот бы едва поместился в суповой тарелке. Дважды он встречал безголовых змей и, помня об их опасности, сразу же забирался на дерево. Уже когда солнце основательно склонилось к закату, он вышел на открытое пространство и увидел впереди темно-зеленое зеркало водной поверхности. Итак, первая часть пути была пройдена: перед ним лежал, застыв во сне столетнего одиночества, спокойный лесной пруд.

67. Пруд…

Пруд был небольшим и тинистым, а противоположный берег виднелся метрах в двадцати от Ложкина. Берег по краю воды густо зарос лозами, чуть подальше стояли колонны высоких кленов, ветви которых начинались лишь на большой высоте, так что ходить в этом лесу было одно удовольствие: много свободного пространства и ненавязчивая красота кленовых листьев, шуршащих под ногами. Ложкин выломал одну из лоз и смастерил удилище. Прикрепил лесу с крючком. Забросил удочку в воду, подрагивающую от толчков тяжелых рыбьих спин. Рыбы здесь было немерено, хоть руками бери.

Несколько минут ничего не происходило. Ложкин видел с высоты той коряги, на которой он сидел, что рыба расплылась в стороны от крючка, не то испугавшись, не то удивившись. В этом пруду, скорее всего, никто не удил целое столетие. А может быть, и вообще никогда.

Затем одна из рыб выпрыгнула из воды. Ложкин ожидал увидеть что-то вроде карпа или толстолобика, но порода рыбы оказалась совершенно неизвестной ему. Рыба была явно костлявой, с длинными плавниками и большой зубастой головой. Она плюхнулась в густую зелено-коричневую воду, и снова все стало тихо. Ложкин обратил внимание, что в пруду не было лягушек, водомерок, и прочей обязательной живности, заметил, но не придал этому значения.

– Что же, голубушка, я посмотрел на тебя, а ты посмотрела на меня, – прошептал Ложкин. – Не пройдет и часа, как я тебя съем.

Ему на самом деле показалось, что рыба, выпрыгнувшая из воды, посмотрела на него: все дело было, видимо, в ее выпученных красных глазах.

Последний раз Ложкин удил рыбу еще в детстве, лет десяти, не старше, у такого же тинистого лесного пруда, как этот. Тогда он был еще вместе с отцом; одна из рыб оторвала леску вместе с поплавком и ушла на глубину, волоча поплавок за собой. Тогда отец спустился в воду, поплыл и поймал поплавок руками. Ложкину вдруг показалось, что все это было только вчера, или даже сегодня, только вот сейчас, мгновение назад, или даже мгновение вперед: сейчас сильная рыбья пасть схватит крючок и потянет, и оторвет, и утащит на глубину.