Чаша небес

Построилась фаланга офицеров в синей форме с золотыми галунами. Большинство этих людей служили в облаке Оорта и не должны были лететь с «Искательницей», но явились сюда на официальные проводы. Меньшая числом офицерская шеренга «Искательницы» вытянулась позади высокой мускулистой фигуры.

Человека заставлял моргать мелькающий на вечеринке свет, но он держался властно и уверенно.

– Капитан Редвинг, – возвестил лейтенант через динамики, – выступит перед экипажем.

Они вытянулись в струнку и обратились в слух. Растяжка, висевшая в этот момент над ними, провозглашала:

НЕ ЗНАЮ, КАК БЫТЬ, ХОЧУ К ЗВЕЗДАМ СВАЛИТЬ!

Редвинг был при полном параде и медалях, слегка разрумянился, но обводил всех пронзительным взглядом. Клифф припомнил, что жена собиралась было улететь вместе с капитаном, но тот дал ей развод. Подробности не всплывали. Редвинг не менял позы, если не считать легких наклонов головы к младшим офицерам. С лица его не сходила приветливая улыбка, словно капитана радовало услышанное от них. Тем не менее он оставался тем, кем был, – импозантным человеком в униформе.

– Неплохая концовочка, – пробормотал Клифф, пытаясь скрытно пробраться к двери. С экрана на него смотрела Земля. Он задержал на ней взгляд.

– У нас последняя ночка на отдельных квартирах, дорогой, – сказала Бет. – Хочешь со мной?

– О да, мэм.

– Думаю, это в обычае.

– У кого?

– У землян. В субботнюю ночь.

Они проталкивались через толпу, но раз пришедшее настроение не покидало его. Шум, гам, музыка, напитки, курения, быстрые поцелуи, печаль и веселье на лицах… стремительно проносятся мимо, а он старается задержать их, заморозить на моментальном снимке в памяти.

В определенном, мрачном, смысле все они здесь призраки. Все техники и официальные лица, приветливые и раздражительные, страшноватые и сексуальные, вскоре умрут. Останутся позади. В прошлом. Когда он в числе прочей команды проснется на орбите Глории, больше половины присутствующих сейчас в зале уже много веков как не будет на свете.

Хотя средняя продолжительность жизни выросла уже до ста шестидесяти лет, этого окажется недостаточно. Все умрут. Развеются серой пылью.

Его впервые так проняло, так прошибло. Он знал, что так будет, но прежде не прочувствовал.

Величие и торжество эти давно пройдут, а они только проснутся следующей ночью.

Клифф растянул губы в тонкой усмешке.

В последний раз я вижу Землю, подумал он.

Полюбовавшись напоследок на медленно, величественно обращавшуюся планету, он вздохнул и последовал за Бет. Ему досаждало предчувствие беды.

Часть первая Подъем по тревоге

Обладание знанием не убивает ощущений восторга и причастности к тайне. Тайны пребудут вовек.

Анаис Нин

1

Жизнь продолжается.

Он вспоминал эти слова, ставшие его нервической мантрой в мгновения, когда колыбель охватила его мягкими холодными лапами и увлекла в глубины сна.

И он понял, что снова жив.

Он проснулся.

Он восстал из криосна, в первый раз за много десятилетий. Ему было холодно. Так холодно, что в памяти мутилось, но он понимал, что ни один биолог еще не совершал одиссеи, равной его собственному великому приключению. Он отправился к звездам, и звезды воняли удушающим сероводородом[4]; да, и там было холодно, первое прикосновение холода… и… это было всё.

Эта вспышка воспоминаний не сумела отогнать главного ощущения. Невообразимый, сводящий мышцы холод пронизывал его тело, подобно острой пике. Он не дрожал только потому, что все в нем закоченело. По телу его катился громкий клекот, ощущавшийся не ушами, а скорее костями. Холодно. Он сосредоточился на этой мысли и открыл глаза – продрал слипшиеся веки. Это оказалось непросто. Он покоился в сияющей актинической белизне, глазные яблоки были словно из желатина, но зрачки судорожно сузились на нестерпимом свету. Это, должно быть, реактивационная клиника. Он открыл глаза еще раз. От холода он утратил дар речи. Он с усилием сфокусировал взгляд, ожидая увидеть радостные лица колонистов. Их не обнаружилось. Как и Бет.

Вместо них он узрел обеспокоенные лица Майры и Абдуса Викрамасингх. Пока они хлопотали над ним, застывшая на их лицах тревога наполняла его гневом и растерянностью. Лица уплывали и возвращались, дрейфовали, как облака. Холод начал отступать. Он почувствовал крайнюю усталость. Все кости ныли. После десятков лет сна движения стали работой. Их руки массировали его ноги, по ощущениям – каучуковые протезы. Сердце работало, кровь стучала в ушах. В горло при дыхании прорывалась горечь. Он наконец начал дрожать. Сон спадал с него, как заплесневелые покровы – с распеленатой мумии.

Думай.

В накатившем сером тумане он вспоминал. Викрамасингхи были вполне самодостаточны, заняты одним делом, им собирались доверить три года парной вахты. Майра пилотировала, Абдус исполнял функции дежурного инженера. Их вахта по расписанию стояла гораздо позже его собственной. Сколько промежуточных? Двадцать семь? Он попытался сосчитать. Ему стало больно.