Час возвращения

За день они объехали все земли совхоза, все деревни. Всюду шла работа. Вавилкину были дороги эти места, которые несчетно раз он прошел пешком, изъездил на велосипеде и на машине. Но это было прошлое. Сейчас же, как ни странно, он попытался смотреть глазами Тимофея, внука Бахтина, того, кто будет в двухтысячном году спрашивать за недодумки, какие оставил ему дед.

6

Первым делом Иван загнал трактор в цех. Цех маленький, «алтайцу» повернуться негде. Когда пришел главный инженер Григорий Тарасович Кравчуков, Иван уже распотрошил трактор, копался в моторе. Кравчуков схватился за голову.

— Как смел? Кто разрешил? — подступал он к Ивану. На красном усатом лице его горели возмущением круглые глаза. Они, казалось, вертелись и никак не могли остановиться. Иван испугался этих глаз, гаечный ключ из рук выронил.

— Здравствуйте, Григорий Тарасович, — едва выговорил Иван. — Пошто переживаете? Пошто такие страсти? Экое дело — мотор перебрать…

— Это самочинство!

— Григорий Тарасович… — На худом смуглом лице Ивана недоумение и обида. — Зачем обижаете? Да я с завязанными глазами.

— Но какой смысл? Машина только что из ремонта.

— Ну, я их, из Сельхозтехники, знаю. Им что? Покрасить да со двора вытолкнуть. А мне работать!

— Кончай и отойди от машины! — строго, бескомпромиссно прокричал Кравчуков. Откуда столько ярости у этого вялого на вид человека! — Да ты понимаешь, чем это пахнет? Не сегодня-завтра выезд, а ты что, в мешке все это поволокешь в поле?

Иван нехотя отошел от машины, стоял, вытирая руки концами. Его голубой спортивный костюм уже там и тут темнел масляными кляксами.

— Да как же я кончу, если только начал? В мешке не потащу, все будет чин чином. — Иван нерешительно шагнул к трактору.

Кравчуков с отчаянием схватился за голову:

— Я месяц назад доложил, что у нас все готово… Похвалит теперь нас Бахтин…

Иван стоял переминаясь с ноги на ногу, крепко стиснув руками тряпку, и с каждой минутой все яснее понимал, что он наделал.

— Не похвалит, — сказал Иван, сообразив, что они теперь вместе будут отвечать, а инженер больше всего боится этого. — За самовольство отвечу отдельно. А трактор… сделаю, только, прошу вас, без эмоций. Ну можно, что ли? — Иван снова шагнул к машине. Подошел и Кравчуков, заглянул через плечо тракториста, отвернулся с испугом, будто увидел не раскрытый блок-картер, а разверстые чрева человека. Сам он никогда не решился бы на это в самый канун сева. А Иван утешал его:

— Перво-наперво прокладка достойная. Не подведет. А ныне пэтэушники сболтить как следует не наторели, но на все дозволение имеют. Потому диплом. А мой диплом от жизни. Слышите, Григорий Тарасович?

— Слушай, Иван Егорович, и сделай как скажу, — сказал инженер. — Соберешь движок и выкатывый к чертовой бабушке…

— Ладно, — пообещал Иван и сразу же подумал, что не сможет удержаться, чтобы не заглянуть куда можно. А что поделаешь: соврать — не украсть.

К восьми часам стали собираться рабочие. Заглядывали, удивлялись: что случилось? Иван всем коротко отвечал: «Дефекты». А какие, пожимал плечами. Сидели, курили, знакомились. Говорили, как да что в совхозе. Иван спешил, недолго раскуривал. Что-то все же дрожало в груди.

— Дурак ты, Иван. Кто толкает?

— Так пришлось, — отговаривался он.

— Даст тебе Спиридоныч по шапке, долго будешь оглядываться.

— Стерплю, — упрямился Венцов. Теперь ему хотелось и проверенный трактор иметь, и в то же время доказать, что он в технике не сшибатель верхушек, а знаток, пусть он не механик какой-то и не инженер. Что сорвется, подведет совхоз и себя — нет, этого не будет. Впервой, что ли? Храбрился!

Днем на машинный двор влетел самосвал, круто затормозил, подняв облако пыли. Из кабины живо выскочил неказистый с виду, суетливый мужичонка, но горло — труба. Это был Захар Портнов.

— Покурить есть, братва? — заорал он.

— А глотнуть не хочешь? — раздалось ему в ответ.

— Мама не велела…

Его ответ был встречен смехом ремонтников, которые тут же дружно побросали работу, стали собираться вокруг бочки с водой на перекур. Иван вполуха слышал разговор, то деловой, то шутливый, а то и острый. Чувствовалось, что к Портнову рабочие относились с насмешливой снисходительностью, с подковыркой, спрашивали, надолго ли он вернулся из отпуска, не породнился ли он с капитаном Прохоровым, «другом шоферов», как прозвали острословы строгого к нарушителям дорожных правил и любителям левых ездок начальника отделения милиции в Талом Ключе. Из их разговоров Иван понял, что Портнов только что сел за руль по истечении срока наказания. После веселого разговора да нескольких выкуренных сигарет Портнов и сунулся в цех. И то, что он увидел, удивило, нет, ошарашило его. Какой-то мальчишка — а Иван в своем голубом спортивном костюме, худой, с светло-русыми вихрами и впрямь мог быть принят за подростка — копается в движке. Да где же это видано? Он, Захар Портнов, знаток машин, за что его прозвали Профессором, не взялся бы за такое дело. Да еще дорогу ему загородил.

— Ты сумасшедший или дурак? Да кто по нонешним временам… Разве что я осмелюсь.