Час скитаний

– Глядя на твоё лицо… вижу, что ты хочешь выспаться. Работаешь без выходных, обслуживаешь всякую шваль… обычно с подносом. А теперь тебя ещё попросили сделать одолжение мне. Так вот, не надо.

– Смотрите-ка, святой Исусик. Нет… ты точно не мужчина, – губы её сложились так, будто она хотела плюнуть, – Да как ты вообще сюда попал? Ты ангел, что ли? А мы тут люди простые. И живём в говне. Барахтаемся.

– Вы сами это выбрали.

– Да ты философ, блин. Чего мы выбрали? Какого хера мы выбрали? Это не мы такие, это жисть. Мы родились уже в этом, – она показала за полуслепое окно. – Нам обратно родиться, а? Чё скажешь, ты, хороший мальчик?

– Девочка, ты не представляешь, насколько я могу быть плохим.

Он протянул руку и коснулся её щеки. Но тут же убрал. На секунду в глазах официантки мелькнул испуг. Может, рука была холодной. А может, во взгляде его прочитала, что он действительно может быть плохим, и совсем не в игривом смысле. Но, встретившись с ним глазами, Карина чуть успокоилась. Он не собирался делать ей больно. Хотя жестокое обращение явно было ей привычно.

Взгляд испуганной зверюшки исчез. Вернулось человеческое выражение – усталой женщины средних лет, неглупой и не пошлой, которое пряталось, как под красками и белилами, под слоем фальшивой похоти.

– Конечно… Вы хорошие, а мы, бабы, плохие. Только почему-то детей тянем и растим мы. Даже больных. Даже самые плохие из нас. А вы, чуть что, уходите. Порхаете бабочками. Скачете козликами. Тяжело стало – только вас и видели. «Адьос, любимая!». Вам бы бегать от одной к другой, бебиков стряпать и приключений искать. И ты такой. Даже если прикидываешься ангелочком.

– Я не знаю, какой я. Необычно это слышать…

– От шлюхи? А я не всегда такой была. Этот город пожевал меня и выплюнул.

Она говорила то же самое, что Анжела. А ведь это они о самом цивилизованном городе. Но даже в его пределах многие жили, как в аду. И то, что они не были дикарями, умели читать, имели радио, какие-никакие книги и даже газету «Ведомости» (там в разделе объявлений можно было купить не только овчарку, но и помощницу по хозяйству), – только усугубляло положение. Они понимали чуть больше, чем внешние. И от этого им было еще гаже.

– Ну ладно, достал ты меня. Расскажу, – сдалась женщина. – У меня сын больной. Ребёнок атома. И мать старая, не ходит. Ради них мне приходится этих ублюдков терпеть. И тарелки мыть шесть, а иногда семь дней в неделю. Если хочешь чем-то помочь – помоги.

Она вполне могла врать. Или приукрашивать. Но это не имело значения.

– Нет, конечно. Не помогу, – ответил Молчун. – Я же не ангел. И не Волкодав из рода Серых Псов. Но и вредить не буду. А ты за языком лучше следи. Нет, не в том смысле. Не болтай лишнего про Кирпича. А то тебя повесят. И твои без тебя пропадут раньше времени. Тут полицаи наших господ землю роют, ищут шпионов.

– Так, значит? Ну, если не поможешь, то иди на хрен. И попробуй только сказать, что я тебя не обслужила.

Совершенно не стесняясь его, она ловко поправила и застегнула поношенный бюстгальтер и, фыркнув брезгливо, ушла.

Молчун вспомнил свой первый раз с другой девушкой, точнее, женщиной на четыре года его старше, далеко отсюда, на Урале, и то лёгкое разочарование, которое испытал после. Та ведь тоже изображала развратность. В том виде, в каком представляла из книжек, из рассказов старших… про кино и компьютеры у них в деревне давно забыли. Но фальшь быстро стала очевидной даже такому неопытному в этих делах щенку, каким был недавно пришедший из пустошей молодой бродяга. До этого случая ему только однажды довелось полежать рядом с женщиной, и ничего больше. Вспомнил, как у Лены была закушена губа, и лицо её выражало: «Я буду терпеть всё, что ты сделаешь со мной, грязное животное, потому что мне надо, чтоб ты не ушёл». Как и все девушки, которых он знал, лично в нём Елена не нуждалась. Но материальные обстоятельства вносили в это коррективы. Мир был жесток, труд тяжёл, а рабочие руки – всегда нужны. Даже чуть-чуть кривые. Поэтому Данилов-младший и не оставался совсем один.

Анжела тоже была не нимфоманка. А уж про возвышенные чувства… вся её возвышенность обитала в книжках. Он быстро понял, что тоже нужен ей из прагматических соображений. А уж каких – тут даже его уровня понимания хватало. Получить какую-никакую защиту от опасного мира и ресурсы. Не было бы его – нашелся бы другой. Поэтому она терпела его и позволяла ему хоть что-то.

* * *

Младший шёл по полутёмному коридору вдоль шелушащихся стен по покрытому выбоинами полу, насвистывая, изображая безразличие. На самом деле ему, конечно, было хреново. Его потрясывало, до ломоты, до боли. Чёртовы инстинкты. Хотелось наброситься на эту дуру, как в тех немецких фильмах про водопроводчиков. Овладеть ею, как животное, чтобы у неё мышцы потом болели, будто после десятикилометровой пробежки по пересечённой местности.