Час пробил

У Джоунса никогда не было отца, то есть он был, так сказать, номинально, но не более того. Джоунс совершенно не Иредставлял, что значит отношения между отцом и сыном. Этого же не мог себе представить и Харт. Вполне понятно, почему после джентльменского соглашения скоротать вместе ночь несостоявшийся отец и ничейный сын подумали об одном и том же. А Джоунс еще подумал, что сидящий перед ним человек — единственный, из-за которого он мог бы распрощаться с жизнью.

Они вместе поужинали, немного выпили, посидели на скамейке у дома. Оказалось, что Джоунс знал названия едва видимых созвездий и даже знал, откуда есть смысл ждать сигнала разумных существ, а откуда — нет. Он попытался объяснить, почему связь, скорее всего, будет осуществлена на волне излучения свободного кислорода. Запутался, смущенно пробормотал извинения на попытку Харта прийти ему на помощь в наведении мостов с другими цивилизациями и, наконец, спросил разрешения отлучиться на минутку.

Он скрылся в темноте деревьев, а когда вернулся, рука его лежала на всегда расстегнутой кобуре. Ему было явно не по себе.

— В чем дело? — Харт поднялся и придирчиво осмотрел помощника.

— Там кто-то ходит, сэр, — Джоунс кивнул в сторону темных очертаний стволов.

Небо поражало чистотой, напоминая внутреннюю витрину роскошного ювелирного магазина, в которой на синем бархате лежат россыпи драгоценных камней. Закричала какая-то ночная птица. В маленький пруд, обложенный кусками битого полированного камня, плюхнулась лягушка: показалось, будто в воду столкнули пушечное ядро, — такая была тишина. Джоунс стоял, не шелохнувшись..

— Кто там может ходить? — пожал плечами Харт и двинулся к дому.

Джоунс оглянулся, пристально посмотрел в густую черноту деревьев и покорно поплелся за Хартом.

Харт объяснил, где взять чистое белье, и ушел в спальню, плотно притворив дверь. Хорошо, что он не один сегодня ночью. Никто, конечно, не ходит по участку, но даже у Джоунса начинают сдавать нервы, такая напряженная атмосфера в городе после двух убийств. И все началось с этого Лоу. Убрать маленького человечка — пара пустяков. Как говорят: вынуть камень из ботинка. Убийство богатого человека — сложная задача. Сэр Генри и его команда и те испытывают затруднение, решая ее., '

Харт лежал на спине, широко раскинув ноги, едва прикрытые простыней. Не мог уснуть. Так же как в ту ночь, с которой начались их злоключения.

ВОСПОМИНАНИЕ О 9 АВГУСТА 1945 ГОДА

Он слышал, как Барнс, тогда еще Уиллер, выходил курить, уничтожая по нескольку сигарет за раз. Их огонек плавал в темноте, и скрипели тяжелые армейские ботинки.

Они уже знали, что им предстоит. Знали время вылета, подходы к цели, знали, что их проклянут.

Встали с первыми лучами солнца. Утро было необыкновенно красивым. Их самолет стоял отдельно от других, его плоскости блестели как старинное столовое серебро в свете гигантской люстры. Под крыльями суетились техники. Ветер пригибал траву к земле, и травяные волны бежали вал за валом, как морские. Обыкновенное утро. Обыкновенные люди. Обыкновенная трава. Только необыкновенный самолет готовился к необыкновенному вылету.

Утреннюю тишину нарушали обрывки разговоров: «Ключ… Не тот, шестерку…», «Длиннющие ноги, я-то понимаю в этом толк, а он ей…», «Сорвал резьбу…», «Брось, не дури…», «Он говорит: чем ты лучше других…»

— Привет, — сказал Гурвиц, еще не Розенталь.

Уиллер лениво кивнул, под глазами у него были мешки, пятно на щеке горело, как никогда, пальцы шафранножелтые — высадил не одну пачку сигарет. Все трое стояли у хрупкого белого домика.

— Ну, мы им дадим… — в голосе Гурвица вместо обычной уверенности слышалась растерянность.

Уиллер посмотрел на него так, что Гурвиц тут же заткнулся, но через минуту вспомнил, что он командир, и, рискуя дать петуха, выкрикнул:

— Ну, мы им дадим!

Уиллер приблизился к Байдену — Харту. Они молча смотрели на техников и на самолет.

— У тебя ботинки скрипучие, — сказал Байден.

— Скрипучие, — Уиллер посмотрел под ноги, как бы желая разобраться, отчего скрипят эти дьявольские ботинки. — Ты из-за этого не спал?

— Ага. — Байден сплюнул.

Оли встали раньше обычного, их еще никто не искал. Прошло минут десять. От штабного барака в их сторону, поднимая пыль, двинулась машина. Джип, резко сбавив скорость, остановился в полуметре от экипажа самолета, как конь под рукой умелого всадника. Сержант-японец взял висевшую на руле пилотку и вытер лоб. Сзади выскочил незнакомый полковник — на оловянном петушке погон играли блики стремительно восходящего солнца.

Вместо приветствия он сказал:

— Взлет в оговоренное время, связь с землей постоянная, в эфир не выходите, частоты прежние, запасные посадочные полосы известны. Остальное знаете. Желаю успеха!

Он так же лихо вскочил обратно в машину, как выскочил минуту назад, и умчался. «Надо же было ехать к нам в такую рань, чтобы сказать то, что и без него прекрасно известно, — пронеслось у Байдена, — дурачье».

«Первый раз вижу на аэродроме сержанта-японца, хотя

ничего удивительного нет, не многие служат в нашей армии», — подумал доктор Уиллер.