– Хрен моржовый, – с готовностью ответила соседка. – Бивень мамонта не добыла, да и громоздкий он. А эта красота в чемодан влезла без проблем.
– И в какой же части моржа эта косточка была при жизни? – недоуменно спросил я ее. – Моржи – они ж здоровые!
– В бивнях – да, – пояснила Маринка. – А внизу – нет. Сашк, это реально хрен. У них там кость, прикинь! Морж этой штукой моржиху…
– Блин! – заорал я, поняв, что держу в руках. – Ты совсем охренела?
– Не, – довольно заулыбалась Маринка. – У кого в руках хрен, тот и… Ну ты понял. Слушай, у тебя есть чего пожрать дома? Просто я всю неделю материал готовлю, живу на плоскости редакция-дом, даже в магазин некогда сходить.
В рюкзаке у меня за плечами недовольно зашебуршился Родька, рассчитывающий после путешествия развалиться в любимом кресле и пощелкать пультом телевизора, а теперь осознавший, что, похоже, его планы летят в тартарары.
– Откуда? – хмыкнул я. – Сам две недели дома не был. Разве что сухарики какие.
– А давай ты меня пиццей угостишь? – захлопала ресницами Маринка. – Той, что с ветчиной и ананасами, как ее… Неважно. И еще – пепперони! И скажи, чтобы везли побыстрее, я очень есть хочу. А с меня бутылка клюквенной настойки. С Кольского привезла, тут такой нет!
С Кольского? Вон куда ее черти занесли. Странно. А разве там моржи водятся?
– Ладно, дуй за своей настойкой, – согласился я. – Пойду пока пиццу закажу.
Хорошо, что в жизни есть нечто неизменное, правда?
Как выяснилось через день, неизменно не только желание Маринки залезть в мой холодильник, но и кое-какие иные вещи, вроде алчности.
В банк пожаловал господин Вагнер, причем именно ко мне. Если честно, этого я совершенно не ожидал, резонно предполагая, что, рассчитавшись со мной установкой бюста, тевтонская супружеская чета напрочь исчезнет из моей жизни.
Ошибся. Жадность оказалась сильнее страха.
– Добрый день. – Петр Францевич встал, когда я вошел в «переговорку», и даже подал мне ладонь. – Рад вас снова видеть, Александр.
– Наша нынешняя встреча мне нравится больше, чем предыдущая, – заметил я. – По крайней мере, мне не выкручивают руки, это само по себе приятно.
– Жизнь непредсказуема, – мягко сообщил мне Вагнер. – В ней случается всякое. Но помнить надо только хорошее.
– Вы о памятнике? – уточнил я. – За него спасибо. Пусть не в полный рост меня изваяли, да и сходство относительное, но приятно.
Можно было бы еще шпильку по поводу денег подпустить, но я решил пока приберечь ее на потом.
– Итак. – Я уселся в мягкое кресло. – Чем могу?
– Александр. – Вагнер снял очки и потер переносицу. – Прозвучит немного литературно, но вы за последние полгода стали достаточно известны в определенных кругах. Можно даже сказать – обрели некую славу. Славу целителя.
– И? – чуть подогнал его я, ожидая предложения вроде: «А не совместить ли нам бренды?»
– У меня есть друг, и он умирает, – неожиданно твердо произнес Вагнер. – Я прошу вас ему помочь.
– Друг? – услышав совершенно не то, что предвиделось, я немного растерялся. – У вас?
– А что? – вроде как даже обиделся Вагнер. – У меня не может быть друга?
– Простите, но в подобное верится с трудом, – не стал даже притворяться я. – Повращавшись некоторое время в определенных кругах, могу со всей ответственностью заявить – нет у вас друзей. Не конкретно у вас, а у вам подобных. Это непозволительная роскошь.
– И тем не менее. – Петр Францевич снова нацепил очки на нос. – У меня – есть. И он очень, очень плох. Александр, очень вас прошу – посмотрите его. Врачи, увы, бессильны, вы его единственный шанс.
– На самом деле – очень литературно получается, – поморщился я. – Ощущение такое, что читаю самиздатовский роман где-то на «Авторов. нет». В книгах такие обороты к месту, а в жизни… Я не волшебник, господин Вагнер. Если медицина бессильна, что вы хотите от меня? А с учетом того, что вы во многом и есть она… Друг ведь не в муниципальной больнице, поди, лежит, а в одном из ваших центров? А там лучшее оборудование и лучшие врачи.
– Тут другое. – Вагнеру явно было дискомфортно. – Дело в том, что природа его заболевания схожа с той болезнью, которая некоторое время назад поразила Яну. Не симптоматикой, нет. Речь о первопричине.
Проще говоря, кто-то его приятеля хочет прикончить посредством проклятия или колдовства. Ясно. А господин Вагнер, в свою очередь, вслух подобное произнести не может, гордость не позволяет. Он, насколько я помню, всегда верил в науку, как и положено человеку с академическим образованием.
– Так что прошу вас. – Петр Францевич, щелкнув замками, открыл свой портфель крокодиловой кожи и достал оттуда плотный конверт. Очень плотный. Я таких еще не получал. – Это аванс, причем безвозвратный. Если вы, посмотрев Руслана, скажете «нет», я приму ваше решение как должное. В том случае, если вы сможете ему помочь, сумма гонорара вас приятно удивит. Даю вам слово. Возможно, это не к месту, но Руслан очень богатый человек. И он очень любит жизнь.