Читаем Час ночи. Повести полностью

К этому моменту основное чувство, владевшее Виталием, была злость, которая уже давно поборола все сомнения и опасения по поводу предстоящей встречи.

Виталий решительно шагнул через порог, прикрыв за собой дверь, и очутился в просторном кабинете, который как две капли воды был похож на все кабинеты, в которых приходилось Виталию бывать. Тот же большой письменный стол, хотя и несколько старомодной формы, заваленный бумагами, маленький столик возле него с двумя стульями для посетителей, сейф в углу, а в проёме между окнами - слегка продавленный диван.

Из-за стола навстречу Виталию приподнялся невысокий, седоватый человек в очках. Серый костюм на нем был помят, серый, в какую-то полоску, галстук чуть съехал набок. Узкое, словно оттянутое вниз тяжёлым подбородком, лицо с ввалившимися щеками было как бы отгорожено от всех блестевшими стёклами очков и неразличимо в подробностях. Да и весь он казался каким-то пыльным и совсем неприметным. Виталий представился.

- Прошу, - коротко сказал Роговицын, указывая на один из стульев перед столом, и сухо добавил: - Извините, сейчас освобожусь.

Он склонился над какой-то бумагой, держа в поднятой руке самопишущую ручку, словно собираясь метнуть её.

«Приём по самому низшему разряду, - насмешливо подумал Виталий. - Будь уважения побольше, встал бы, чтобы поздороваться, а то, глядишь, и вышел бы из-за стола или даже пошёл бы навстречу, я не говорю уж встретить в дверях, тут надо быть, наверное, министром. Хотя министра такой встретил бы на улице».

- Вы разрешите? - вежливо осведомился он, вынимая трубку.

- Да, да, прошу, - не отрываясь от бумаги, кивнул седоватой головой Роговицын.

Виталий не спеша набил трубку и закурил.

Оба словно готовились к трудному разговору.

Наконец Роговицын размашисто подписался, снял очки и, откинувшись на спинку кресла, сдержанно произнёс:

- Слушаю вас.

Без очков он выглядел ещё старше и суровее. Желтоватое лицо оказалось во всех направлениях иссечено глубокими морщинами, они как-то совсем по-разному располагались на впалых щеках, на тяжёлом подбородке, вокруг глаз, около ушей, и от этого лицо как бы дробилось, и нельзя было уловить какой-то главной его черты, кроме невозмутимой, прямо-таки каменной суровости.

Виталий постарался как можно короче изложить суть дела. При этом говорил он нарочито сухо и бесстрастно, напирая на полученное задание. Сообщил и о поступивших в министерство письмах «от граждан». Заключил Виталий просьбой ознакомить его с имевшимися в прокуратуре материалами и вынести постановление о возобновлении официального следствия по делу Лучинина.

Роговицын слушал молча, потирая рукой сухой, морщинистый подбородок и не сводя пристального, изучающего взгляда с Виталия, словно его больше всего интересовал он сам, а не излагаемое им дело.

Когда Виталий кончил, Роговицын, помолчав, неожиданно спросил:

- Вы давно работаете в органах милиции?

- Около трех лет, - сдержанно ответил Виталий.

- М-да. Я так и подумал. Прямо из университета пришли, не так ли? И ещё не все забыли.

- Стараюсь не забывать.

- Ну, конечно. Университет даёт солидную теоретическую базу. - Роговицын сделал еле заметное ударение на слове «теоретическую». - А теперь, значит, познаете все на практике. Так сказать, проверяете гармонию математикой.

Тонкие губы его чуть дрогнули в улыбке.

- Метод Сальери тут вряд ли подходит. Пушкин имел в виду совсем другое, - сухо возразил Виталий.

- Возможно. А я имею в виду существенные коррективы, которые вносит практика, то есть жизнь, в наши теоретические представления. Вы это успели уже заметить?

- Представьте, успел.

Виталий начинал злиться.

- Жизнь - вещь сложная, - вздохнул Роговицын. - Особенно область человеческих отношений, в которой нам с вами надлежит разбираться. Вот, допустим, покончил с собой Лучинин, - не спеша, словно сам с собой рассуждая, продолжал он, вертя в руке очки. - Может такое случиться в наших условиях? Разорение ему не грозило, безработица и голод тоже, в кино и по телевизору самоубийства у нас не пропагандируются. Это все у них там, - он махнул рукой. - Пойдём дальше. Правды у нас добиться всегда можно. Тем более человеку энергичному, образованному, деловому. Добавлю: очень деловому. Что ещё? Несчастная любовь? Ну, это оставим зелёным юношам. Или неврастеникам. Лучинин не был ни тем, ни другим.

- Значит, вы отвергаете самоубийство? - удивлённо воскликнул Виталий. - Но тогда…

- Погодите, молодой человек, погодите, - строго перебил его Роговицын. - Мы же с вами рассуждаем, проверяем, так сказать, теоретическую гармонию сухой математикой жизни. Итак, мы отбросим несчастную любовь. Что может быть ещё? Лучинин был изобретателем. Вернее, считал себя таковым.

- Почему - считал? - запальчиво возразил Виталий.

- А потому, что он ничего не изобрёл. Его способ, оказывается, был уже описан в книге… профессора Ельцова, кажется. В деле у нас есть материал.

Роговицын кивнул на высокую кипу папок, громоздившихся на краю стола.

- Это ещё надо проверить!

Перейти на страницу:

Все книги серии Инспектор Лосев

Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже