Час ночи

Всё в этом визите не понравилось Владимиру Сергеевичу. И то, как прореагировала на него Софья Георгиевна, её неожиданно блестящие глаза, вспыхнувший румянец и порывистые движения. Хотя всё это Владимир Сергеевич объяснил себе самому вполне резонно: что, мол, тут поделаешь, стареющая женщина, к тому же не очень строгих правил, и молодой красавчик — это уже почти инстинкт. Но в такой момент Софья Георгиевна могла не слишком-то контролировать свои слова. И скорее всего сболтнула что-то лишнее. Так уже, кстати, бывало, и не раз. Не понравилось Владимиру Сергеевичу и то, что во время разговора в кабинет влез Гоша, пришлось выйти с ним в коридор и в конце концов дать сто рублей. Причём разговор вёлся Гошей недопустимо громко и нагло, так что гость мог при желании услышать каждое слово. А такое желание у этого проходимца, конечно, было. Ибо потом произошла встреча в «Марсе». Это особенно не понравилось Владимиру Сергеевичу. К сожалению, Гоша совершенно не помнит, о чём у них там был разговор, он лишь клянётся, что тот тип был абсолютно, просто вдребезги, пьян, так что Гоше пришлось выволакивать его на улицу и звать такси. Всё это, однако, маловероятно, потому что именно так обычно напивается сам Гоша. Но… почему тот тип пришёл именно в «Марс»? Если он слышал, что этот ресторан назвал Гоша, так это тем более подозрительно. И что мог наболтать ему пьяный Гоша? Сейчас он и сам ничего не помнит.

Словом, решительно всё не нравилось Владимиру Сергеевичу в этом визите. Потому он и решил наведаться к старикам Губиным.

— Значит, никаких странных звонков не было? — переспросил он. — Вы хорошо помните?

— Вроде нет, — пожала плечами старуха. — Ну баню и ателье — это уж завсегда спрашивают. А чего нового так не было. И проверок никаких не было. Чего нас проверять-то? Мы люди маленькие.

— Так-так. Ну а как он сам-то объяснил, почему к вам пришёл? — не унимался Владимир Сергеевич.

— Сам-то? — переспросила старуха. — Да вот, говорит, проверял свой участок и чего-то там, значит, заметил.

— Ага. Выходит, чисто случайно, так, что ли?

— Так, так, милый. Так.

«Что ж, вполне возможно, — подумал Владимир Сергеевич. — Случайность — тоже проявление закономерности». Но эта философская посылка почему-то не принесла успокоения.

— Ну что ж, допустим, — с сомнением произнёс он. — А этот человек сам предложил ко мне пойти или вы его об этом попросили? Как дело было, не помните?

— А если и сам, то чего ж тут такого? — обиженно поджала губы старуха. — Нешто грех за стариков-то вступиться?

— А что?.. А что?.. Да я, туды-сюды, и сам за себя вступлюсь… Чего тут… — вдруг, как проснувшийся вулкан, сердито забормотал и забрызгал слюной старик. — Но раз человек взялся, туды-сюды… То чего ж… Пожалуйста… А что?..

— Нет, это я так, между прочим, поинтересовался, — задумчиво ответил Владимир Сергеевич. — Значит, сам вызвался? Жареное почуял. Понятно. Нюх есть.

«Что-то слишком уж прыткий попался молодец. И слишком это опасно. Рядом с огнём прыгает. Надо его отыскать и малость укоротить…»

Владимир Сергеевич, приняв решение, приободрился, даже как-то повеселел и уже совсем другим тоном осведомился:

— Где же этого техника найти? Телефон свой он вам случайно не оставил?

— Да ничего он не оставил, — махнула рукой старуха.

— Ну ладно. Расчёт наш ещё не состоялся. За денежками придёт. Никуда не денется.

Старуха подозрительно покосилась на него:

— А он сказал, вроде вы отказались.

Владимир Сергеевич насторожился:

— Он так и сказал?

— Так и сказал.

— Гм… Ну пусть придёт.

И Владимир Сергеевич твёрдо решил на этот раз уже не проявлять такого благодушия и покопаться в новом знакомом как следует.

Он и не подозревал, какой сюрприз готовит ему судьба на следующий день.

Гудки, гудки… Далёкие, близкие. Нервный, напряжённый и временами сбивчивый, как встревоженный пульс, стук колёс. Вагон не раскачивало, а почти кидало из стороны в сторону. И невозможно было уснуть.

«Вот что значит последний вагон в составе», — думал Виталий. Чёрт бы побрал этого старика! Упёрся и ни за что не пожелал лететь. Только поездом. Он, видите ли, не выносит полёта. И вообще стало опасно. А они были бы уже давным-давно в Москве — через два часа, даже раньше.

Виталий лежал в темноте с открытыми глазами на своей верхней полке, подложив руки под голову. Сна не было и в помине. Виталий слышал, как внизу кряхтел, ворочался и вздыхал малосимпатичный толстяк Тарас Петрович, его спутник, которого буквально навязал ему Михаил Прокофьевич.

Эдик Албанян остался в городе. Его теперь клещами оттуда не вытащишь. Он напал на след преступления, крупного преступления. Подумать только! Если бы ниточка от убийства Николая Павлова не привела бы в тот город, на фабрику Пивоварова, то никто, по крайней мере сейчас, по тем малозначительным, пустяковым, казалось бы, сигналам, конечно же, не заинтересовался бы делами на меховой фабрике. А теперь вполне вероятно, что эти дела «обратным ходом» помогут распутать и убийство.