Чародей в ярости. Чародей-странник

— И вот, — подхватил Саймон, сверкая глазами, — ты стал бояться пользоваться своим даром из страха призвать лорда Керна.

Род несколько мгновений молча смотрел на него, затем медленно кивнул:

— Пожалуй, в этом есть смысл… Это ассоциация, и только! Когда я впервые сотворил чудо, у меня в сознании побывал лорд Керн, вот я и боюсь, что, если снова начну колдовать, он вернется. Но тут что-то неправильно, перевернуто, как думаешь?

— Наверное, — растерянно пожал плечами Саймон.

— И все же какая-то логика есть, — усмехнулся Род. — Между тем пользоваться моим магическим даром мне все же приходится. Случалось — он меня очень выручал. Ну вот только что, к примеру, Альфар приставил к моей глотке нож, и мне было уже нечего терять… — Он поежился. — И на этот раз «лорд Керн» чуть было не овладел мной окончательно.

— Точно, — улыбнулся Саймон. — Ты боялся, да? Ты боялся прибегнуть к своему дару, потому что страшился призвать «лорда Керна».

Род невесело кивнул:

— Даже при том, что он скорее всего выдуманная мной иллюзия. Да. Меня до сих пор это пугает.

— И все же ты желаешь применять свой дар, — подняв Указательный палец, заметил Саймон. — Кому бы он ни принадлежал — лорду Керну или тебе самому, и пробуждается тогда, когда ты гневаешься, — ты боишься воспользоваться им, но жаждешь впасть в искушение. Ты хочешь, чтобы твои руки сделали то, что тебе ненавистно!

Род кивнул:

— Славно сказано. Отделение мысли от действия. Верно. Я всегда был до некоторой степени шизоидом.

— Ну так сдерживай же те силы, которые ты призываешь, — умоляюще проговорил Саймон. — И ты сможешь соединить свои мысли со своими деяниями, сохраняя себя внутри своего разума. А «лорда Керна» сдерживай так, как обычно сдерживаешь злость. Ведь ты не забыл о нашем разговоре про это самое? Помнишь — после того, как ты…

— После того, как я набросился на несчастный, ни в чем не повинный камень. Да. — Род кивнул и смущенно поджал губы. — Да, я помню. Но никак не могу понять, как ты, к примеру, держишь злость под спудом.

— Да ничего я не держу! — Саймон нахмурился и покачал пальцем. — Если гнев родился в твоем сердце, не пытайся похоронить его, не старайся сделать вид, будто его нет. Осознавай его, но сдерживай.

Род нахмурился:

— А тебе это как удается?

— Пытаюсь отдалиться от того человека, который вызвал мой гнев, — ответил Саймон. — Понимаю, это нелегко. Когда жители деревни подобрели ко мне, когда тамошний священник стал мне другом, я забросил свое отшельничество и поселился там. Я построил постоялый двор — с помощью соседей. А потом нашел себе жену. — Он поднял глаза к потолку, погрузился в воспоминания. — Она родила мне славных детишек, и мы вместе трудились, растя их.

— Помню. У тебя есть дочь.

— Две дочери. И сын. Во время минувшей войны он ушел в солдаты и дрался на стороне лорда Борджиа. Он отказался от меня, но я его люблю! А когда он был помладше, он доставлял мне столько боли!

— Я про воспитание мало что знаю, — проворчал Род. — Но учусь помаленьку. Ну и как ты с ним управлялся?

— Я все время думал о том, что он злится не на меня, а на то, чем он меня считает.

— А считал он тебя властью и ограничителем его свободы.

— Верно. И еще — деревом, от которого он желал отпочковаться, иначе он не стал бы самим собой. Но не только это. Он злился не на меня, а на то, что я делал и что говорил.

— Ну, это как раз не очень понятно, — нахмурился Род. — Судя по тому, что ты рассказываешь, это все же была злость, а не ненависть.

Саймон уставился в одну точку:

— Может быть, в этом как раз и суть. Но независимо от того, гневаешься ты, ненавидишь, злишься ли на кого-то или на то, что он сделал, не забывай — если дойдет до самого плохого, нужно только вспомнить, что этот человек и то, что между вами случилось, — это всего лишь часть твоей жизни, а не вся жизнь. Ты можешь потом, разобравшись во всем, выбросить эту часть из своей жизни.

— А что, если не сможешь? — взорвался Род. — Что, если ты накрепко привязан к этим частям? Что, если приходится иметь с ними дело непрерывно, каждый день? Что, если ты их любишь?!

Саймон сидел и слушал Рода серьезно и внимательно. Он кивнул:

— Понимаю. Намного проще держать себя в руках с тем, кого ты видишь за день час-два, не более. Можно уйти домой и забыть про него. — Саймон добродушно улыбнулся. — Помни о том, что те, кого ты любишь, — тоже люди и заслуживают столько же уважения и заботы, сколько те, с которыми ты видишься час-два за день. И если ты плохо относишься к своим домашним, представь себе, что они — твои друзья.

От этой мысли Рода зазнобило.

— Какие же они мне друзья! Они — неотделимые частицы моей жизни, они — части меня!

— Нет! — Глаза Саймона засверкали. Лицо его было подобно лицу сурового проповедника. — Не думай о них так! Пойми: никто не может быть частью тебя. Они тоже целые, и они — отдельно от тебя!

Род стоял и часто моргал, потрясенный пылом Саймона.

Саймон медленно покачал головой:

— Никогда не надо думать, что человек становится частью тебя только потому, что ты его любишь, и перестает быть самим собой.