Чародей в ярости. Чародей-странник

— С твоей женой? — нахмурился Саймон. — Тут ты в корне не прав. Нет, господин чародей. Если ты рассчитываешь на другого человека в оценке себя самого, значит, на самом деле ты не веришь, что стоишь чего-то. Ты должен наслаждаться ее близостью, ее обществом потому, что она — это она, потому что она тебе приятна, а не потому, что вы вместе с нею делаете тебя более ценным, более достойным человеком.

Род сдвинул брови:

— Пожалуй, если так рассудить, в этом есть смысл. Если в оценке себя я завишу от Гвен, то в любое мгновение, как только ей взбредет в голову обнаружить во мне несовершенство, я стану думать, что не стою ровным счетом ничего.

Саймон кивнул. Глаза его радостно блестели.

— А у меня будет возникать ощущение, словно она пытается разрушить меня, уменьшить, и я буду злиться… Мне будет казаться, что я должен драться за себя, драться — чтобы уцелеть.

Саймон еще раз кивнул:

— Точно так же все было и у меня, пока я не понял, почему каждая моя ссора с женой и детьми стала становиться хуже предыдущей. Жена ощущала то же самое: ей казалось, что она должна нападать на меня, чтобы выжить самой. — Он покачал головой, словно мудрый школьный учитель. — С твоей стороны ошибка — превращать жену в оценщицу того, чего ты стоишь. Это твое собственное бремя, и ты должен сам нести его.

Род кивнул:

— Я должен полюбить жизнь в своей шкуре, так?

— Ну да, — весело улыбнулся Саймон. — Но коня своего ты тоже не перегружай.

— Ну да… Веке. — Род наконец вспомнил о том, с чего начался разговор. — Он стал символом, с помощью которого я вернулся к себе. Неужели это значит, что к коню я ближе, чем к жене?

— Я так не думаю, — рассмеялся Саймон. — В конце концов по большому счету твой конь — это вещь, а не человек. У него, конечно, свой характер и перемены настроения, как и у людей, и любая лошадь не похожа на другую, как не похожи друг на друга люди. Но у лошади нет бессмертной души, и поэтому она не способна грозить тебе, унижать тебя. Она способна принизить твое чувство собственного достоинства не более, чем это дано башмаку или лопате.

Род медленно кивнул. В этом был смысл — и даже больший смысл, чем о том догадывался Саймон, потому что Веке был не живой лошадью, а компьютером, помещенным в корпус, напичканный всевозможными механизмами. Конечно, компьютер проецировал кое-какие признаки личности в голос, создаваемый вокодером, но эта личность была иллюзорна, она являла собой шедевр технической мысли, но не более того. На самом деле Веке был всего-навсего металлической машиной, а его личность — таким же фантомом, как его способность мыслить.

— В каком-то смысле мой конь — как меч, — задумчиво проговорил Род.

Саймон негромко рассмеялся:

— Да уж! Не башмак и не лопата, это точно!

— Да нет, я думал о мистических вещах… Для рыцаря меч — символ отваги, мужества и чести. Для человека Средневековья любой меч был уникален, индивидуален, и его владелец наделял его характером и прочими качествами личности, и даже дарил ему имя. Порой в сказаниях мечи даже обладают собственной волей. Вспомнишь о знаменитом клинке — и тут же вспоминается его владелец. Экскалибур пробуждает воспоминания о короле Артуре, Дюрандаль — о Роланде, Грам — о Зигфриде, убивающем Фафнира. Меч был символом рыцаря, владевшего им.

— А твой конь — символ тебя?

Род нахмурился:

— Почему? Это не совсем так… но все же довольно близко к истине. Думаю, в переносном смысле, Веке — действительно мой меч.

— Ну так воспользуйся им. — Глаза Саймона сверкнули. — Обнажи свой клинок и сразись с чудовищем, которое пленило нас.

Пару мгновений Род не в силах был пошевелиться. Он искал страх в своем сердце. Да, был страх. Но была и отвага, способная побороть страх. Но сейчас от одной отваги толку было мало. Сейчас она позволила бы Роду только бездумно броситься на бой с силами, против которых он мог и не устоять. Ну а как насчет уверенности? Мог ли он призвать лорда Керна, наполниться его яростью, но не позволить ему завладеть собой? Род стал думать о Вексе и о своих качествах, символом которых являлся Веке, и наконец в ответ на мысленный образ возникла спокойная уверенность. Он кивнул:

— Я готов. Но если я начну выпадать, поддержи меня, вытащи, ладно?

— С радостью, — отозвался Саймон, и лицо его озарилось улыбкой.

— Ну, тогда держись.