Чародей с гитарой. Том 1

— С радостью помогу я Вашему величеству своим ничтожным умишком.

— Это не для тебя одного, Кесиликт. Призови верховного главнокомандующего Мордешу и волшебника Эйякрата. Мне нужно знать и их думы.

— Будет сделано, Ваше величество. — Министр повернулся, задевая мягкими подошвами за неровности пола. Он радовался полученной передышке, но в то же время был обеспокоен состоянием здоровья своей императрицы.

Все шло чрезвычайно хорошо. Что же могло обеспокоить ее настолько, чтобы вселить сомнение в исход Великого Похода?

Когда приглашенные прибыли и Кесиликт уселся на корточки вместе с остальными, он чувствовал себя самым уязвимым — и физически, и для критики.

Слева от него покоился главнокомандующий — бронированный старый жук Мордеша. Боевой панцирь защищал мягкое брюшко. Знаки различия и старые шрамы покрывали жесткие надкрылья. Из металлического шлема торчали острые кривые рога, соответствующие выступам на черепе. Над глазами нависли козырьки.

На шее было ожерелье из крошечных черепов и клыков жертв, которых генерал умертвил собственноручно. Когда он шевелился, кости гулко постукивали о металлическую нагрудную пластину.

Поблизости располагался великий чародей Эйякрат, насекомое призрачное и деликатное. Надкрылья его и хитин украшены были снежно-белой эмалью. Связки продолговатых серебристо-белых бусин бахромой окружали головогрудь. По лбу между составными темными глазами бежал искусственный гребень, сходящий на нет к середине спины. На нем были нанесены символы профессии, мудрости и познания; они говорили, что обладатель их владеет самой возвышенной магией.

Рядом с генералом, способным без всякого труда раздавить его, и Эйякратом, чьи тайные познания позволяли превратить министра обратно в личинку, Кесиликт чувствовал себя весьма неуверенно. Но тем не менее он как равный восседал рядом с ними в приемной посреди сверкающих самоцветов и лучей, которые испускали они, отображая свет дюжины свечей и хрустальных канделябров над головой. Дело было в том, что Кесиликт в полной мере был наделен здравым смыслом — как никто среди Броненосного народа.

— Мы слыхали, Ваше величество, что вы расстроены, — тактично начал генерал. — Неужели дела настолько серьезны, чтобы собирать нас на совет? Близится критическое время. Сейчас нужны учения и учения.

— Мне бы хотелось, — прошелестел Эйякрат голосом, едва исходящим из жвал, — мне бы хотелось убедить вас, генерал, подождать еще год. Я не вполне овладел Проявлением.

— Опять ждать и ждать, — буркнул генерал. Черепа застучали по кирасе. — Мы и так прождали уже целый год, все время созидая, подготавливая, накапливая резервы. Но, добрый брат мой, я уважаю твои познания, — наступает такое время, когда даже бездумно преданный империи солдат пресыщается подготовкой и теряет ту кровожадность, которую с таким трудом и усердием выработал у него офицер. Армия не может вечно находиться в состоянии лихорадочной готовности.

Возможно, на этот раз нам удастся одолеть мягких просто численным превосходством и твои мрачные знания нам не понадобятся. А тогда ты сможешь на старости лет вдоволь побаловаться с той игрушкой, которую вызвал. Все равно окончательная победа будет за нами.

Голос генерала дрогнул — ему представилось Великое Завоевание — то, что навечно занесет имя его в историю мира.

— Даже в этом случае, — негромко отвечал чародей, — лучше иметь в резерве и мою старость, и игрушку. Двадцать тысяч лет нам не удавалось одолеть мягких, невзирая на все приготовления и хвастовство.

— Как всегда, ответ у генерала был наготове. Но Скрритч повела усеянной ножами зеленой рукой. Медленное для нее движешь показалось присутствующим жутко быстрым. Они враз притихли, с почтением дожидаясь ее слов.

— Я собрала вас не за тем, чтобы обсуждать выбранную тактику и начало похода, — я хочу рассказать сон. — Она поглядела на Мордешу. — Моими снами, генерал, распоряжается Эйякрат, но й твое мнение может оказаться интересным. — Генерал покорно поклонился.

— Ваше величество, я не ревнивый дурак. Теперь, наконец, настало время, когда надо, отбросив все вздорные претензии, послужить вящей славе Куглуха. Если меня спросят, я выскажу свое мнение и склонюсь перед древней мудростью своего коллеги. — Он кивнул в сторону Эйякрата.

— Мудрость знает собственные пределы, — заметил удовлетворенный чародей. — Рассказывайте сон, Ваше величество.