Чародей без башни

– Когда-нибудь, – прошептала она, теребя фиолетовые лепестки, – я устану ждать и перестану тебе верить.

– Даже если я стану самым известным магическим сыщиком? – заглядывая ей в глаза, удивился Синдибум.

Но стажёрка только надула губы.

– Помнишь, ты рассказывала, что передо мной в «Гадкую виверну» заходил чародей из Рогатой башни?

– Ну и что? – ощипав весь цветок, вздохнула Мара.

– Мой жилец носит цилиндр с рогами, – небрежно бросил Арий. – Не думаю, что по Дырявой башне бродит два десятка чародеев с такими шляпами. Может, ты и забыла, но у нас чужаков и проклясть могут, – добавил он, припомнив бабушкин рассказ, но тут же лукаво улыбнулся. – Если ты не сильно занята сегодня вечером, приглашаю тебя в гости.

– Ты…

– … да я. Да мы с тобой!

Синдибум прямо-таки расцвёл. От прежнего давящего бремени несправедливости не осталось и следа.

– До полувечера рукой подать. Так что я стану кротким и милым, как двухнедельный кошкоморёнок. У меня же теперь всё наоборот, – он подхватил её под руку, потянув к выходу из зала.

Полотёр уже вытащил из-под скамейки весь мусор, даже тот, что скрывался там со времён Бесконечных войн, и разочарованно бормотал:

– Кто же верит Синдибуму. У него вечно глупые розыгрыши. Как он вообще раздобыл шляпу? Не иначе спёр у какого-нибудь подвыпившего чароплёта.

Но провалившего выпускные экзамены горе-чародея никто не слушал. Будь он хоть самым лучшим в долине полотёром, на него всё равно бы никто не обратил внимания, пока бы не испачкался пол.

– Наоборот? А у меня-то нет, – нахмурилась стажёрка, спускаясь по лестнице.

– Вот и хорошо, – не унывал Арий. – Сыграем в плохого и хорошего сыщика!

От зала Совета до дома Синдибума было не так уж и далеко. Три пролёта и на месте. Тёмная тарелка циферблата Дененочных часов подрагивала в небесах. И чем ближе Дырявая башня подъезжала к полувечеру, тем сильнее мрачнела Мара.

Арий поправил шляпу, подхватил её под руку, закружил, но вдруг резко остановился. Из его флигеля раздавались музыка и голоса.

– Если этот щеголь устроил у меня вечеринку, у тебя будет ещё одно убийство! – грозно предупредил он, толкнув дверь.

Увидев его, саламандра подскочила на тумбочке. И без того большие глаза вываливались из орбит, гребень на макушке угрожающе вздрагивал, а красная чешуя так побагровела, что казалась чёрной. Она нетерпеливо подпрыгивала, размахивая короткими передними лапами, будто указывая на гостевую комнату.

– Если он осквернил наш дом бардаком, я разрешу в него плюнуть, – пообещал ей Синдибум.

Он прокрался к комнате жильца и распахнул дверь.

За день Симон Болевар успел многое. На стене появились два огромных зеркала в оправе из чёрного дерева, со страшно модным обрамлением из черепов мышей-вампиров. Промятый диван застилало ядовито зеленое покрывало с длинной, рассыпавшейся по полу бахромой. Кругом валялись пёстрые подушки, будто взорвался склад постельных принадлежностей. Подскакивала, изливая нежную музыку арфа-трещалка. А на стульях с розовыми чашками в руках умильно щебетали сам жилец и Зудочка.

– За это, – сжав кулаки, забормотал Арий. – Меня должны оправдать.

Мара вцепилась в его плечо и шепнула:

– Прикончим его без свидетелей.

Синдибум с трудом выдохнул, отведя неприязненный взгляд от подоконника, заваленного расческами, щипчиками и целой пирамидой разноцветных пузырьков.

– Не Злыстного вечера! – воскликнул Симон, вскочив и поедая стажёрку глазами, представился. – Странствующий парикмахер Болевар, превращу вашу голову в произведение искусства…

– Ты уже во что-то превратил мой дом, – перебил Арий.

– Арюшечка, с тобой всё в порядке? Ты неважненько выглядишь, – как всегда запищало розовое недоразумение.

А жилец удивлённо огляделся, теребя часы на цепочке, выпирающие из жилета.

– Отсутствие вкуса исправить невозможно, – пожал он плечами. – Я навёл хоть какое-то подобие лоска. Но если вы позволите, сделаю капитальный ремонт. Тут же опасно находиться! В любую секунду можно получить неизлечимую душевную травму.

Синдибум хотел сказать, что не стоит дожидаться «любой секунды», и травму можно получить прямо сейчас, но на колокольне раздался предупредительный звон. Чёрный цилиндр подпрыгнул, а в ушах загудело. Злобные мысли нехотя поползли прочь, а на их место уже торжественно лезло равнодушное спокойствие.

Симон скривился, будто у него внезапно разболелся зуб, и сел обратно на стул, запахнув оливковый сюртук.

– Чай будете? – буркнул он.

– Арюшечка, я так волновалась, когда ты прыгнул вслед за пушистиком, так боялась, что ты поранишься, – склонив голову набок, запричитала Зудочка.

Некоторых не берёт ни добро, ни зло. Природная невосприимчивость. Вот так до восьмидесяти доживают, а в багаже ни великих побед, ни трагических падений на самое дно, ни вечной любви, ни опаляющей ненависти. Их очень легко найти, теряются они сами, а уж забываешь, как только отходишь на два шага.

– Со мной всё в порядке, – кивнул Арий. – Но время позднее, тебе уже, наверное, надо возвращаться к себе?

– Нет, что ты, я никуда не поторапливаюсь. Я совсем одна. Меня никто не ждёт, – она вздохнула. – Только одиночество и уныньеце.