Чародей

Носильщики подняли корзину за ручки и следом за Таитой направились к дверям. При их приближении Хилтон распахнул двери, и собравшиеся за ними жрецы потянулись вперед. Удостоив пустую корзину только беглого взгляда, они хлынули внутрь зала скорби в почти неприличной спешке, чтобы взяться за исполнение законных обязанностей, от которых были временно отстранены.

Не обращая внимания на собравшуюся перед храмом толпу, люди Таиты погрузили корзину на передовую колесницу и повели колонну к городу.

Миновав главные ворота, они обнаружили улицы столицы почти пустыми. Жители отправились кто к погребальному храму, чтобы оплакать юного фараона, кто ко дворцу, чтобы узнать имя его преемника, – хотя ни у кого не было сомнений насчет личности следующего фараона Верхнего Египта.

Хилтон подвел колесницу к помещениям стражи у восточных ворот, и корзину перенесли к черному ходу в его личные покои. Здесь к приему Нефера было все готово. Мальчика извлекли из потайного отделения, и Таита при помощи Бея принялся за работу по окончательному приведению его в чувство. Через пару часов Нефер уже оправился настолько, чтобы съесть немного хлеба из сорго и выпить чашу подогретого кобыльего молока с медом.

Наконец Таита счел безопасным отлучиться, оставив подопечного под присмотром Бея, и отправился в путь по узким улочкам. Спереди до него донесся вдруг гул безудержного ликования. Приблизившись к дворцу, он оказался среди густой толпы народа, празднующего восшествие на престол нового фараона.

– Да живет вечно его божественное величество фараон Наджа-Кьяфан! – ревели горожане, преисполненные верноподданнических чувств, и передавали из рук в руки кувшины с вином.

Толпа была такой плотной, что магу пришлось сойти с колесницы Мерена и проделать оставшуюся часть пути пешком. Стражи у дворцовых ворот узнали его и тупыми концами копий расчистили ему дорогу. Войдя внутрь, Таита поспешил в главный зал, под завязку забитый раболепным сборищем. Все военачальники, придворные и сановники ждали возможности присягнуть на верность новому фараону. Однако слава Таиты и его пронзительный взгляд заставили их расступиться и дать ему пройти в передние ряды.

Фараон Наджа-Кьяфан и его супруга располагались в уединенном покое за дверями в дальнем конце большого зала, но Таите пришлось ждать совсем недолго, прежде чем его допустили пред очи.

К своему удивлению, маг обнаружил, что Наджа уже надел двойную корону и держит перед собой скрещенные плеть и крюк. Сидящая рядом с ним царица Хезерет цвела, как роза пустыни под благотворными струями дождя. Такой красивой Таита ее никогда еще не видел: лицо под слоем краски было бледным и серьезным, искусно подведенные углем глаза казались огромными.

Когда Таита вошел, Наджа выставил за дверь всех прочих, и они остались втроем. Это само по себе являлось знаком высочайшей милости. Наджа отложил плеть и крюк и обнял Таиту.

– Мне не следовало сомневаться в тебе, маг, – сказал он голосом более зычным и повелительным, чем прежде. – Ты заслужил мою благодарность.

Он снял с правой руки роскошный золотой перстень с рубином и надел старику на указательный палец.

– Это лишь малая толика моих щедрот.

Таите подумалось, что у него в руках оказался могущественный талисман, только прядь волос Наджи или обрезки его ногтей могли иметь большую силу.

Хезерет подошла и поцеловала мага:

– Драгоценный Таита, ты всегда был предан моей семье. Тебя ждут золото, земли и влияние, о которых ты не мог и мечтать.

За все эти годы она так и не узнала его.

– Твоя щедрость уступает лишь твоей красоте, – ответил он, и молодая женщина просияла. Затем маг обратился к Надже: – Я исполнил веление богов, ваша милость. Но это дорого мне обошлось. Не так-то легко и просто пойти против чувства долга и зова сердца. Вам известно, как любил я Нефера. Теперь моя любовь и преданность принадлежат вам. Но мне нужно время, чтобы оплакать мальчика и примириться с его тенью.

– Было бы воистину странно, если бы ты не скорбел по умершему фараону, – согласился Наджа. – Чего ты хочешь от меня? Тебе стоит только попросить.

– Ваша милость, я прошу отпустить меня на некоторое время в пустыню, чтобы побыть в одиночестве.

– Надолго? – спросил Наджа.

Таита понял, что регент беспокоится, как бы не упустить ключ к вечной жизни, находящийся, по его убеждению, в руках Таиты.

– Вовсе нет, ваше величество, – заверил он правителя.

Наджа поразмыслил. Принимать поспешные решения ему было не свойственно. Наконец он вздохнул и подошел к столику, на котором лежали кисточка и папирус, размашисто написал охранную грамоту и скрепил личной царской печатью. Было понятно, что печать вырезали задолго до этого дня, в предвкушении его восшествия на престол.

– Можешь отсутствовать до начала следующего разлива Нила, но затем ты обязан будешь вернуться ко мне, – сказал он, давая чернилам просохнуть. – Эта охранная грамота дает тебе право путешествовать где захочешь и получать любое снаряжение и продовольствие из царских хранилищ во всех моих владениях.