Чапаев и Пустота

– Слушай, – сказал он наконец. – Я еще вот чего не понял. Ты же говорил, что вечный кайф если раз вставит, то потом уже не кончится никогда.

– Так это не кончится никогда, – ответил Володин, морщась и резко выкручивая руль, – если ты сам туда по нормальному придешь, через дверь. А сейчас мы, можешь считать, через форточку лазили. Вот сигнализация и сработала.

– Крутая сигнализация, – сказал Шурик. – В натуре крутая.

– Это что, – сказал Володин. – Могли и повязать. Бывали случаи. Вот с Ницше этим, про которого Колян базарил, как раз такой случай и вышел.

– А если там забирают, то куда? – со странным почтением в голосе спросил Шурик.

– На физическом плане в дурдом, а куда на тонком – не знаю даже. Загадка.

– Слушай, – спросил Шурик, – а ты что, сам туда просто так можешь попадать? Когда захочешь?

– Не, – сказал Володин. – Я… Как бы тебе объяснить… Не пролезаю. Очень много духовных богатств за жизнь собрал. А от них потом избавиться – сложнее, чем говно из рифленой подошвы вычистить. Так что я обычно нищего духом вперед посылаю, чтоб он через игольное ушко пролез и дверь изнутри открыл. Как сейчас. Только кто ж знал, что если два нищих духом соберутся, то они из своей нищеты такой шухер устроят.

– Какой шухер?

Володин не ответил – он был занят сложным участком дороги. Машину тряхнуло, потом еще раз. Несколько секунд она напряженно урчала мотором, взбираясь на крутую горку, а потом повернула и дальше поехала уже по асфальту, быстро набирая скорость. Навстречу пронеслись старые «Жигули», потом колонна из нескольких военных грузовиков. Володин включил радио, и через минуту вокруг четверых, сидящих в машине, сомкнулся прежний, знакомый и понятный во всех своих мелочах мир.

– Ты о каком шухере говорил? – повторил Шурик свой вопрос.

– Ладно, – сказал Володин, – потом перетрем. Думаю, работка для тебя будет на дому. А пока давай думать, что мы «Нефтехимпрому» предъявим.

– Вот ты и думай, – сказал Шурик. – Мы что, мы крыша. А чердак-то ты.

Он помолчал еще несколько секунд.

– И все равно никак врубиться не могу, – сказал он, – кто же все-таки этот четвертый?

9