Реальную помощь чанкайшистское правительство старалось оказывать и сельским труженикам. 28 июля 1928 года, например, гоминьдановцы приняли закон о конфискации земли, согласно которому государство имело право конфисковывать за выкуп частные земли «для осуществления проектов, имеющих общественное значение, а также для уравнительного распределения земли с целью развития сельского хозяйства и улучшения условий жизни крестьянства». 24 января 1929 года были приняты правила оказания помощи сельским жителям по проведению ирригационных работ для защиты от наводнений, а через год — закон о реках, предусматривавшие частичное возмещение населению ущерба в случае стихийных бедствий. Наконец, 30 июня 1930 года был принят Земельный закон, который снижал арендную плату до 37,5 процента. Это была уже настоящая революция, так как в то время во многих местах арендная плата достигала 60–70 процентов. Закон исходил из основных принципов аграрной политики Гоминьдана. Никому не разрешалось собирать ни налоги, ни арендную плату вперед. С февраля 1928 года по инициативе Чан Кайши стали предприниматься меры по развитию кооперативного движения среди крестьянства. Важным событием явилось принятие в декабре 1930 года закона о крестьянских союзах, по которому крестьяне-труженики получали право создавать организации, основанные на принципах взаимопомощи. Через три года был открыт Китайский крестьянский банк с основным капиталом в четыре миллиона китайских долларов, который стал предоставлять крестьянам дешевые кредиты.
Конечно, многие из этих законов оставались на бумаге, так как у Чана недоставало сил заставить крупных землевладельцев и милитаристов их исполнять. Тем не менее нельзя не видеть, что Чан Кайши пытался делать все возможное, чтобы пусть и постепенно, но проводить в жизнь суньятсеновский принцип «народного благосостояния».
Правительству Чан Кайши в начале 1930-х годов удалось принять меры по установлению государственного контроля над разведением шелкопряда и производством шелка, по стабилизации юаня, стандартизации налогов, мер и весов, внедрению централизованной системы высшего образования, разработке общенациональных правил вступительных экзаменов в вузы и даже приступить к строительству новых дорог.
К 1932 году полностью преобразился Нанкин. Очевидец, посетивший этот город спустя пять лет после захвата его гоминьдановцами, записал в дневнике: «Я почти потерялась в новых незнакомых улицах с пешеходными дорожками — что-то новое под солнцем в Китае. Бесчисленное количество новых жилых домов и предприятий всех сортов построены менее чем за год, и в городских районах, ранее использовавшихся под огороды, по склонам холмов и пустырям проложены оживленные городские улицы… Наша мечта о водопроводной воде и отлаженной системе канализации становится реальностью… В прошлом году был завершен грандиозный стадион — как раз ко времени открытия в октябре Дальневосточных олимпийских игр[43] — игр, которые пришлось отменить из-за маньчжурской проблемы и угрозы войны».
Вместе с тем за четыре года (1928–1931) Чану так и не удалось установить свою диктатуру ни в партии, ни в стране. Хорош диктатор, если его оппоненты то и дело бросают в бой против него целые армии, а потерпев поражение, возрождаются как феникс из пепла! 1931 год был просто критическим: победить кантонцев Чану так и не удалось. Не смог он разбить и Мао Цзэдуна, а в Шанхае в глубоком подполье продолжали функционировать ЦК КПК и представительство Коминтерна. Страна фактически так и не была объединена.
И тут, в самый трудный момент, 18 сентября 1931 года в Северо-Восточный Китай вторглись японские войска. К концу осени под властью Японии оказалась вся Маньчжурия. Поистине Небо ополчилось на Чана, но сломить этого человека было не так-то просто. Он всегда помнил слова Конфуция: «Благородный муж, оказавшись в безвыходном положении, проявляет стойкость, маленький же человек в безвыходном положении становится безрассудным».
«За новую жизнь!»
В начале 1930-х годов Китай не мог сопротивляться такой мощной стране, как Япония, обладавшей современными вооруженными силами. Он, как мы знаем, был по-прежнему неразвит в индустриальном отношении, а его армия не имела достаточного количества новейшего вооружения, да к тому же ни Гоминьдан, ни Китай не были едиными. В данной ситуации безрассудный лидер мог привести народ к катастрофе. К тому же следовало принимать во внимание, что китайцы сами в какой-то степени несли ответственность за то, что произошло в Маньчжурии. С 1907 года китайские патриоты то и дело в отношениях с японцами прибегали к методам экономического бойкота: к началу 1930-х годов в стране прошло уже восемь общенациональных кампаний по бойкоту японских товаров. Наиболее мощными были кампании 1915 года (в ответ на «21 требование», предъявленное Юань Шикаю японцами), 1919 года (в ответ на японскую позицию по вопросу о Циндао), 1925 года (в ответ на убийство японцем в Шанхае рабочего-коммуниста) и 1928–1929 годов (в ответ на бойню в Цзинани).